Кристалл Авроры

Спали всего несколько часов, и до рассвета, даже весеннего, было еще далеко. Луна ярко светила в окно на крыше, от этого света и проснулись, наверное.

– Пойдем, – кивнула Нэла.

В ночном городе ощущение сказки было таким явственным, что казалось, из соседнего дома сейчас выйдет то ли ведьма, то ли рыцарский дозор. Нэла непроизвольно взяла Антона за руку. Если бы он спросил, она постеснялась бы сказать, что боится ведьм и средневековых рыцарей, но он не спрашивал. Когда вышли из переулка на главную улицу – здесь витрины магазинов и кафе все-таки напоминали о настоящем времени, – глупая опаска прошла, и она его руку отпустила.

– Постой-ка, – сказал Антон.

Он достал из кармана куртки бумажный пакет, вынул из него обкусанный ломоть хлеба и затолкал в рот, пробормотав:

– Ижвини… Щас…

– Ты же с дороги не ел! – воскликнула Нэла. – И потом…

Что «потом», она не договорила – щеки вспыхнули от воспоминания о происходившем в мансарде, и хорошо, что ее смущение не было заметно в темноте.

– Да ладно. – Антон прожевал хлеб и махнул рукой. – Не умираю же.

– Совсем не ладно. Пойдем что-нибудь поищем.

– Не надо! – проговорил он быстро и сердито.

Но Нэла уже шла по улице, и ему пришлось пойти за ней следом.

Ночью город будто вымер, ни одно кафе не работало, ни один магазин. Наконец нашлось освещенное окошко в первом этаже, в окошке улыбчивый турок и горячий дёнер.

– Тебе с говядиной или с курицей? – Нэла обернулась к Антону. – Острый делать или не очень?

– Никакой не делать, – буркнул он.

– Почему? – удивилась она.

– Сыт, сказал же.

– Тебе должно быть стыдно меня стесняться, – сердито проговорила Нэла. – Близкие люди не считаются, кто кого накормил.

– Но и за чужой счет не жрут, – вздохнул он. И, заметив, как сверкнули ее глаза, поспешно уточнил: – В смысле, близкие не для того нужны, чтоб у них еду просить.

– Когда-нибудь ты будешь меня кормить в каждом придорожном трактире, – сказала она. – И я от этого стану толстая, как дёнер с курицей.

Антон посмотрел на нее молча и, ей показалось, испытующе, потом сказал:

– С мясом. Острый.

Он съел огромный дёнер в три укуса, подставляя ладонь, чтобы кусочки мяса и листья салата не падали из разрезанной лепешки на мостовую, слизнул соус с пальцев и спросил:

– Правда всегда будешь со мной есть?

– Правда, – со всей возможной серьезностью ответила Нэла.

И тут же рассмеялась, конечно.

Они выпили кофе из бумажных стаканчиков и пошли к городским воротам. Выходя из них, Антон приостановился.

– А это что там за черточки?

Как он разглядел в тусклом свете фонаря, непонятно, но черточки на стене у ворот действительно были. Подойдя поближе, Нэла прочитала, что это отметки, до которых в разные годы поднималась вода при разливе Рейна. Отметка трехсотлетней давности имелась тоже.

– Чего ж они так близко к реке город построили? – удивился Антон. – Глянь, какой уровень был – все дома в воде стояли. Хотя у них, конечно, места тут в Германии не избыток, особо не повыбираешь, где строиться.

Может, он был прав, может, какие-нибудь другие были причины для того, чтобы построить этот сказочный городок у самой реки; Нэла об этом не думала. Он взял ее за руку, на этот раз сам, она почувствовала, какие широкие у него пальцы. Ни с кем никогда она не ходила за руку, только в детстве, быть может; ощущение это было странным и сильным.

Из ворот вышли на платановую аллею.

– А что вон на том доме написано? – на этот раз заметила Нэла. – Пойдем посмотрим.

Несмотря на переполнявшее ее счастье, а может, как раз благодаря ему, ее любопытство только усилилось. Все чувства усилились, ну и любопытство тоже.

Дом, на котором она увидела мемориальную доску, стоял поодаль. Буквы тускло поблескивали в лунном свете.

– В этом доме начинается действие повести «Ася» великого русского поэта Тургенева, – сразу переводя на русский, вслух прочитала Нэла.

Ей вдруг показалось удивительным, просто невероятным, что именно здесь случилась та давняя бестолковая и драгоценная любовь, и на этом берегу влюбленный садился в лодку, чтобы плыть к Асе, и так же блестела тогда река под луной и вздрагивали листья платанов. Она боялась заплакать и поэтому засмеялась.

– Разве Тургенев поэт? – сказал Антон. – Писатель же вроде.

По его спокойному голосу было ясно, что для него эта надпись не значит ничего, и вряд ли он слышал про какую-то Асю, и даже кто такой Тургенев знает лишь приблизительно. Но он так успокаивающе и быстро сжал Нэлины пальцы, что она поняла: неважно, знает он про Асю или нет, но ее, Нэлино, волнение чувствует точно.

– И поэт тоже, – сказала она. – «Утро туманное, утро седое…»

Она пропела эти слова, и несильный ее голос сразу растворился в воздухе над рекой, как будто стал этим воздухом, в котором не было ни снега, ни печали, но все остальное было – и страстные речи, и взгляды, так жадно, так робко ловимые, и милого голоса звуки любимые; все было в этом воздухе и в быстром движении, которым Антон притянул Нэлу к себе.

– Ты же замерзла, – сказал он. – Почему оделась так легко?

– Я ведь не думала ночами гулять, – ответила она. – Ничего теплого с собой не взяла.