– Что с тобой случилось? – спросил Леонид.
И сразу же пожалел, что спросил. Как она станет рассказывать, зачем? У нее энергии не хватит на объяснения.
Но Донка ответила – может быть, его появление придало ей сил.
– Я хотела уйти, Леня, – сказала она. – Совсем уйти от тебя. Чтобы ты не унижал себя. Тебе легче было бы без нас.
– Что ты говоришь?.. – с ужасом пробормотал он. – Как тебе в голову такое пришло?!
– От… отчаяние… – с трудом выговорила она. – Невыносимо было видеть, как ты… себя ломаешь из-за нас…
– Господи, что ты несешь!
Он почти выкрикнул это, на мгновенье забыв, в каком она состоянии, и сжал ее руку. Донкин палец погладил край его ладони, и руку он сразу отпустил.
– Ты лучший человек, кого я знала, – сказала Донка. – Какой только может быть. Леня, как же страшно…
– Тебе страшно? – Он прижался губами к Донкиной руке и стал судорожно целовать ее холодные пальцы. – Не бойся, милая, ничего не бойся!
– Ты не дашь меня убить? – Улыбка скользнула по ее губам. – Я знаю. Как же страшно, Леня… Что за время? Лучшее, что в человеке есть, оборачивается худшим, его же и уродует, и ломает. Зачем нас в это бросили, за что?..
Длинная эта фраза отняла, видно, последние Донкины силы. Глаза ее закрылись, губы стали синеть. Леонид вскрикнул.
Дверь палаты распахнулась, и Ольга сказала, входя:
– Все, идите. Иди же! – прикрикнула она. И добавила уже мягче: – Я ей морфий уколю, и она все равно уснет. И хорошо, иначе болевого шока ей не выдержать. Иди, Леня, пожалуйста.
Леонид вышел в коридор шатаясь, как будто морфий укололи ему. Марфа поднялась со стула, сказала:
– Сядьте.
Он сел послушно, как в тюрьме.
– Лучше ее нету, – сказала Марфа. – Она меня у солдат когда-то отбила. Пьяные были, никто с ними связываться не хотел, она одна не побоялась.
– Что с ней случилось?
Леониду казалось, что перед ним не Марфа, а иконный лик, и не женский, а архангела Рафаила, каким видел он его в детстве в церкви.
– К отцу она пошла, – ответила Марфа. – Договориться хотела, чтобы ей уехать. Мне сказала: ты меня не удерживай, побудь с Васей, я его потом заберу. Леониду, сказала, без нас легче будет, а с нами он не выдержит.
– Заче-ем?..
Ему показалось, что он не проговорил это и даже не простонал, а провыл.
– Она лучше знала, – отрезала Марфа. – Людей видела насквозь, а вас и труда нет видеть – вы человек кристальный. Сказала: надо было мне раньше уйти, он из-за границы и не вернулся бы теперь, а из-за нас вернется и снова мучиться будет. Очень вас любила, – помолчав, добавила она.
– Не говори в прошлом!
– Не выживет она, – сурово сказала Марфа. – Он ей в живот попал, в печень. Умерла бы уже, да, видно, сильно хотела вас дождаться.
Не по словам ее, а по тому, что Марфа знала вне слов, Леонид понял, что это правда. Как жить с этой правдой, он не знал и ни малейшего желания жить не испытывал.
– Почему он стрелял? – мертвым голосом произнес он.
– Он ей сказал, что просто так ее цыгане не примут и помогать ей не станут, а надо замуж идти, за кого он велит. Она и хотела отступиться – одумалась, может. Да поздно было. Так милиционер говорил, когда к нам приехал выяснять, что к чему. А как оно на самом деле было, кто теперь узнает.
Никто не узнает. Как она сказала – лучшее, что в человеке есть, оборачивается худшим? Она его любила и хотела спасти – и вот как обернулось…
– В отчаянии к извергу тому бросилась, – словно угадав его мысли, сказала Марфа. – Одно отчаянье ее вело.
Ее суровость была холодна, как жизнь. Леонид физически почувствовал этот холод и поежился, спрятал руки в карманы. Что-то укололо ему палец.
Звезда лежала у него на ладони. Поблескивали кристаллы. В каждой их грани отражалось его лицо – размноженное его одиночество.
Он отрешенно смотрел на эту дурную бесконечность, пока не вышла из палаты Ольга Морозова и молча не остановилась перед ним.
Глава 16
Что ж, следует решить, что делать в ближайшее время и что делать вообще.
Одно хорошо: среди болезненных, обостренных ее ощущений нет ощущения, что разрушились какие-то планы. Никаких житейских планов Нэла в связи с Антоном не строила и без всякого труда могла вернуться к любой из своих жизненных стратегий. Это и надо было решить в первую очередь – куда она поедет, чем займется. Потом – квартиру поискать.
Можно было, правда, и не искать квартиру, а просто поехать к Пьетро. Они расстались два года назад, но отношения сохранились дружеские, и Пьетро не скрывал, что готов снова перевести их в разряд близких. Он был умен, тонок, происходил из очень старой и очень достойной венецианской семьи, и жилищный вопрос решался таким образом не только легко, но и красиво: волны канала плескались у порога его дома, рядом была лестница, по которой Данте ходил на собрания тамплиеров, и слышно было, как играет орган в ближней церкви.
Впрочем, эту возможность Нэла не рассматривала, иначе с Пьетро и не расставалась бы. Так что следовало все-таки рассудить о самостоятельном устройстве своего ближайшего будущего, решить, где она обоснуется, и взять билеты на самолет.
– Может, здесь останешься? – спросил брат, узнав, о чем она размышляет.