Моё детство прошло среди камней, химикатов, рыб и пассажиров автобуса № 23, который курсировал между Центром и нашей кировско-енисейской окраиной Владивостока. По дороге на нашу дачу под Кипарисово я выискивал в дорожном гравии жёлтые, оранжевые, красные опалы, среди которых попадались экземпляры почти ювелирного качества (я доверху набил ими несколько железных дальморепродуктовских банок из-под селёдки). На Суйфуне, куда мы с отцом ездили ловить рыбу, находил в обрывистых берегах окаменелые веточки древних деревьев. Прямо возле нашего дома на Кирова была сложенная песчаником скала. Она есть и сейчас, только изрядно обгрызена новостройками – поверх скалы, убрав «частный сектор», выстроили целый куст розово-жёлтых многоэтажек. На этой скале я обнаружил аммониты – окаменелые барельефы древних закрученных спиралью морских улиток. Они свидетельствовали: когда-то на этом высоком берегу плескалось море. На его дне умирали ракушки, поверх них из донных отложений за долгие тысячелетия образовывались новые и новые слои камня, которые я теперь по-хирургически безжалостно отколупывал острым клювом геологического молотка. По моей наводке на нашу триасовую осадочную скалу прибыл настоящий палеонтолог – Юрий Дмитриевич Захаров, который потом упомянул мои находки в одной из своих работ, чем я страшно гордился. Я и сейчас считаю те наукообразные строки настоящей литературой – непридуманной, жизненной, волнующей.
Сейчас, когда иду в гости к родителям, я всматриваюсь в серо-зеленоватый песчаник этой скалы, но аммонитов не вижу. Они кончились вместе с моим детством, в котором остались брезентовые куртки-энцефалитки с логотипом «Мингео СССР» на рукаве (шеврон горного спецназа, знак принадлежности к тайному ордену геологов), книжки-«пикетажки» (нигде больше не встречал этого слова, пока не наткнулся на «пикетажные тетради для съёмок» у Арсеньева), сложенные особым образом бумажные пакетики, в которые ссыпали
В конце восьмидесятых геологи взяли меня в Дальнегорск. Бывший Тетюхе, получивший своё усреднённо-безликое имя на антикитайской волне, – наш дальневосточный Урал. Его ещё до революции начали разрабатывать легендарные дальневосточные промышленники – обрусевшие швейцарцы Бринеры. В 1920 году в этой семье родился Юлий Борисович Бринер – будущий голливудский оскароносец, бритоголовый Юл Бриннер, герой «Великолепной семёрки». Дед артиста Юлий (Жюль) Бринер (фамилия тогда писалась с одной «н») и заложил первые дальнегорские предприятия. Нынешние заводы «Дальполиметалл» и «Бор» занимаются, как можно догадаться, добычей бора, свинца (из которого было отлито столько пуль Великой Отечественной – этакий круговорот свинца в природе) и цинка. Это циничный металл – как и свинец – вызывает военные ассоциации: от «цинков» с патронами до цинковых же гробов, но можно вспомнить и мирные оцинкованные ванны и вёдра.
После заката СССР Дальнегорск стал депрессивным «моногородом», жители которого в массовом порядке отказывались от центрального отопления, обрезая в квартирах трубы. «Далласом», в котором накануне выборов расстреливали из автоматов кандидатов в мэры. Аномальной точкой, где в 1986 году на «высоте 611» потерпел крушение молибденовый космический корабль инопланетян. (Человек, имевший прямое отношение к созданию приморской уфологической газеты «Высота 611», рассказал мне, что на самом деле там упал американский разведчик-беспилотник, но версия с инопланетянами мне нравится больше.) Для меня, впрочем, Дальнегорск навсегда остался городом камней.
Первыми рудокопами Сихотэ-Алиня были даже не Бринеры. Знаменитый археолог академик Алексей Окладников писал об открытии под Уссурийском древнейшей из обнаруженных на Дальнем Востоке культур – «осиновской» с её характерными каменными орудиями. Это переходная пора от палеолита к неолиту – 15–20 тысяч лет назад. Неизвестные мастера, выкалывавшие, вырубавшие из камня свои изделия, – куда дальше и от Бринеров, и даже от чжурчжэней, чем те же чжурчжэни – от нас сегодняшних.
Бохай, Золотая империя, Маньчжурия, Россия – цивилизации здесь сменяют друг друга, как геологические эпохи, только куда быстрее, как при ускоренной перемотке. Не исключено, что мы наблюдаем начало конца европейской цивилизации Приморья. Приморье, как непостоянная женщина, ни с кем не живёт подолгу.
До Дальнегорска от Владивостока – пять сотен километров. Нужно ехать сначала по «федералке» – дороге на Хабаровск, затем свернуть с неё и махнуть через тайгу и перевалы Сихотэ-Алиня, пробираясь партизанскими и тигровыми тропами к побережью Японского моря. Зажатый между сопками городок кажется друзой пятиэтажных прямоугольных кристаллов.