Кристина

Когда на смену всепоглощающей обиде пришла злость, а потом пустота, ее мысли постепенно заполнили воспоминания о Луке, таком восхитительно безупречном и неприступном, то хладнокровном и сдержанном, то пылком и нежном. Ведь очевидно, что вчера он пришел, чтобы образумить Матвея. Принципиальность была в его духе… Да, тогда в первый раз он просто ошибся, но потом быстро расставил все точки над i и взял себя в руки. По словам Ларисы, насколько Кристина могла помнить, он всегда был трудоголиком и педантом, и только трудолюбие, упорство и ум позволили ему взвалить на свои плечи управление компанией отца в очень молодом возрасте. Еще ей не давало покоя то, что рассказал о нем Матвей. Неужели он правда так жесток с окружающими, но при этом способен на любовь и заботу о брате? В этом крылось какое-то волнующее ее противоречие, загадка, которую непременно хотелось разгадать. По зубам ли ей будут подобные тайны — в этом она очень сомневалась. Только пути назад для нее тоже не предвиделось. Как бы там ни было, через пару дней им вновь придется столкнуться в узком семейном кругу, и надо будет держать себя в руках и как-то смотреть в глаза обоим братьям.

Все эти мучительные несколько дней до приезда родителей Кристина ходила по городу как в воду опущенная, насильно заставляя себя покидать номер каждый день в поисках какого-нибудь развлечения, которое могло бы отвлечь ее от мыслей обо всем, что произошло. Признаться, тут мало что могло помочь, и с каждым часом ей все больше казалось, что вся она медленно и болезненно рассыпается на части.

За два дня до приезда молодоженов Кристина зашла в антикварную лавку на Невском и выбрала для них изящный ларец, усыпанный полудрагоценными камнями. Продавцы смотрели на нее в некотором замешательстве, ведь в качестве покупателя такой дорогой вещи она выглядела более чем странно, тем более что доставлять покупку домой она собиралась на такси, без какого-либо сопровождения. Заботы об этом ей, конечно, не приходили в голову. Она расплатилась кредиткой, которую ей дал отец, и благополучно добралась до гостиницы, по дороге купив нарядную подарочную упаковку. Ей казалось, что Ларисе Павловне ее подарок понравится, а папа, конечно же, радовался бы любому вниманию с ее стороны. И еще она очень надеялась, что списание такой астрономической суммы со счета не слишком сильно его рассердит, ведь подарок к его свадьбе от любимой дочери обязательно должен был быть чем-то исключительным, изысканным и очень ценным. Где-то в потаенных уголках ее души еще теплилась наивная надежда произвести впечатление на всех на них, даже на этих двоих самовлюбленных типов, ее сводных братьев, которых, казалось, ничто не могло удивить. Когда слезы душили ее в моменты слабости, она упрямо мотала головой, стараясь выгнать из головы все сомнения, все болезненные воспоминания, и изо всех сил пыталась вспомнить, какой же она была всегда — беспечной, уверенной, зажигательной, доверчивой и обаятельной. Папа не должен был ни о чем догадаться, поэтому она будет сильной и разумной…

Лука внимательно просматривал документы после долгого, нудного и почти безрезультатного телефонного разговора с главным бухгалтером, с досадой сознавая, что просто не в состоянии въехать в некоторые тонкости обсуждаемого вопроса. Он ненавидел, когда в чем-то приходилось полностью полагаться на других, поэтому был раздражен и чертовски устал. Раздался телефонный звонок по внутренней линии, звонили с первого этажа, скорее всего это был дворецкий, потому что Лука, кажется, минуты две назад слышал звонок в дверь. «Кто там еще приперся?» — утомленно вздохнул он и снял трубку.

— Лука Дмитриевич, к вам девушка, — как всегда до чертиков учтиво доложил Владимир.

— Как зовут? Откуда? По какому вопросу?

— Говорит, что из некоего агентства. На остальные вопросы мне отвечать не хочет.

— Ты не умеешь обращаться с девушками, Володь, — не особенно весело улыбнулся Лука краем губ.

— Скорее всего в этом причина, — без колебаний согласился дворецкий.

— Пусть поднимется.

Лука повесил трубку и задумчиво поднес руку к губам, на которых заиграла мечтательная улыбка — он вспоминал Кристину в тот их первый день, когда у него еще не было ни единой причины для того, чтобы сдерживаться. Он вспомнил ее аромат жженой карамели, мягкость ее волос, гладкость кожи, дрожащие от его прикосновений руки и ноги и еще Матвея, безжалостно терзающего ее с жадностью молодого голодного льва, убившего свою первую дичь. Вообще-то они потрясающе смотрелись вместе и здорово его завели.