Кристина

Все исчезло, закружилось, потонуло в водовороте других иллюзий, которые тут же улетучивались из памяти. Он запутался, все забыл, просто мучился от необъяснимой тоски, жалел себя и ругал одновременно, пока повелитель снов неожиданно не предложил ему новые декорации, новую мизансцену, новые цвета, звуки и эмоции. Кристина… Она завораживающе медленно и поразительно бесцеремонно двигалась в ослепительных лучах софитов в безликой танцующей толпе под неразборчивые звуки какой-то магической какофонии. Сияющая, нежная, совсем еще юная блондинка с выкрашенными алой помадой пухлыми губками, в черном корсете, черной полупрозрачной короткой юбочке и в лакированных босоножках на умопомрачительной высоты шпильках. В ее глазах больше не было робости, сомнений, страха, вопросов — они манили, пожирали его, требовали его немедленно. Стройные ножки, слегка расставленные в соблазнительно жарком танце, обещали, что все его желания и помыслы будут исполнены — только прикоснись. Матвей приблизился на ватных ногах, не отрывая взгляда от ее извивающегося тонкого тела с упруго выпирающими из корсажа округлостями белых грудей, нереально тоненькой талией, мягко очерченными очень женственными бедрами. Ее руки с красными ноготками тут же призывно обвились вокруг его шеи, пальчики нежно перебирали волосы на затылке, притянули его лицо к ее личику. Она позволяла себя целовать, и он целовал — ненасытно, жестко, грубо, удушливо. Но в ее голубых глазах больше не было невинной жертвенности, в них цвела и кипела страсть, жадная и неутолимая, как сама жизнь. Ее горячие ладони соскользнули по его шее и плечам к мускулистой груди, пальцы недвусмысленно задержались на сосках, двинулись вниз по рельефным мышцам живота к тугим джинсам, уверенно потерли твердый бугор в паху, коготки бесцеремонно поцарапали сквозь грубую ткань эрегированную головку, вызывая во всем теле Матвея взрывы электрических разрядов и дрожь. Ее губки прильнули к его шее, покрывая ее безжалостно чувственными укусами, тут же зализанными ласковым язычком. Зубки и язычок переместились к соскам, пока коготки продолжали сводить с ума его налитого кровью зверя.

Вдруг резко поднявшись и закинув назад голову, красиво взметая потоки белокурых волос, Кристина потянулась к его губам за поцелуем, но тут же властно надавила ему на плечи, давая понять, чего требует ее юное пылающее тело. Матвей опустился на одно колено, задвинув другое между ее стройных ножек, ненасытно лаская гладкую упругую кожу ее бедер, непрерывно движущихся в медленном танце. Он приподнял ее юбочку, упиваясь видом ее голенькой слегка увлажнившейся киски с пухлыми губками, и, жадно поглаживая ее попку, стал покрывать внутренние поверхности бедер долгими, влажными и томительными сосущими поцелуями. Выписывая бедрами едва заметные восьмерки и запустив тонкие трепетные пальчики в волосы Матвея, Кристина стала слегка приседать, ни на секунду не упуская завораживающего ритма мелодии. Ее киска коснулась его раскрытых губ и тут же отстранилась, не дав распробовать ее вкус. Щеки Матвея разгорелись, сердце забилось чаще, руки нетерпеливо ловили ее за талию, одновременно придерживая дерзкую юбочку. Только чертовка ускользала от него снова и снова, лишь дразня своими прелестями. Вот ее шелковистые лепестки опять задели его губы, его язык проворно проскользнул по клитору, захватив пару капель ее влаги. Сладостно вжимая в губы ее покрытую сочным глянцем розовую плоть, Матвей крепко обхватил ее за попку и закрыл глаза. Кристина вздрагивала и трепетала, но из его крепких тисков ей уже было не выбраться. Сквозь неразборчивые шумы и ритмы музыки он с упоением слушал ее тонкие стоны и лепет, пока ее губки не прошептали:

— О, Лука… Я люблю тебя, Лука…

В миг он увидел со стороны всю правду о своих глупых грезах. Лука, а вовсе не он сам, стоял перед ней, опустившись на одно колено, и безжалостно впивался губами в ее промежность, страстно, словно дикий зверь, вгрызающийся в свежую еще дышащую плоть жертвы. Девушка беспомощно извивалась и стонала, то отталкивая, то прижимая его, желая хоть как-то подчинить ненасытного хищника своим желаниям.

Матвей открыл глаза. Его сердце ухало в груди, как у загнанного на арене быка, дыхание сбилось, на теле выступила ледяная испарина, голова шла кругом и тупо пульсировала от боли, к горлу подступала тошнота. Медленно встав с постели, он шатающейся походкой добрел в темноте до туалета и опустился на колени перед унитазом.

***

Проснулся он от того, что солнце беспощадно слепило ему глаза, и тут же чертыхнулся из-за той же головной боли, которая мучила его всю ночь. Откуда-то издалека доносился голос Луки, как всегда выдержанный и повелительный. Слава богу, уже не орал как вчера. Матвей поднялся, ощущая себя тупым зомби, подохшим уже с пару дней назад как минимум и явно начавшим гнить с головы. Стараясь лишний раз не открывать глаза, он протопал в зону кухни, где тошнотворно пахло кофе и еще какой-то мерзкой едой.