Кристина + Сергей = смерть. Любовь под присмотром КГБ

Хрущев прервал Суслова. Его самого распирало от желания высказаться:

— Мы одержали тройную победу. Во-первых, остановили войну на Ближнем Востоке и показали всем мощь и влияние нашего государства в современном мире. Во-вторых, спасли нашего союзника Насера. Все увидели, что мы способны сделать для своих союзников. И третье, мы разорвали единый блок западных держав. Все газеты в мире пишут: сенсация, американская администрация присоединилась к Хрущеву и осудила военную операцию Англии, Франции и Израиля! Мы добились того, что Соединенные Штаты впервые выступили на нашей стороне против членов НАТО — Англии и Франции.

— Это настоящий успех вашей внешней политики, — завершил обсуждение Суслов.

Когда совещание закончилось, Хрущев поискал глазами Андрея Андреевича:

— Товарищ Громыко, задержитесь.

Подошел к нему.

— Вы были правы. Спасибо.

Он пошел к столу. Остановился и повернулся к Громыко:

— Кстати. Я тут сына женил. Вы были у меня на празднике?

— Нет, не был.

— Отчего же? — удивился Никита Сергеевич.

— Не получил приглашения.

— Ну, это значит, мои хлопцы маху дали, — огорчился Хрущев. — Ничего, это мы исправим. Без вас больше за стол не сядем.

Ему самому понравилась собственная шутка.

Машина Громыко

В машине водитель включил радио. Передавали последние новости. Андрей Андреевич услышал:

«На пленуме товарищ Шепилов Дмитрий Трофимович избран секретарем ЦК КПСС. Президиум Верховного Совета СССР освободил его от обязанностей министра иностранных дел. Новым министром иностранных дел назначен…»

Часть пятая

Анкетные дела

Сергей Глазов любил поезда. Скорее всего, потому, что вырос у железной дороги. Его дед, Петр Иванович, работал машинистом нефтекачки на железнодорожной станции. Железнодорожники были в почете — благодаря союзному наркому путей сообщения Лазарю Моисеевичу Кагановичу, человеку бешеной энергии и фантастической работоспособности. Он проламывал любую преграду. Железнодорожникам подняли зарплату, переодели в форму, вызывавшую зависть у мальчишек.

Дед ходил в форме, и Сергей привык к тому, что мужчине форма идет. И на футболе он болел за команду железнодорожников.

В тот день они сидели на стадионе и следили за матчем. Юрий Куприянов широким жестом протянул ему пачку «Беломора»:

— Закуривай!

Глазов помотал головой.

Куприянов презрительно процедил:

— Деда боишься?

Игра шла ни шатко ни валко, и зрители громко выражали свое неудовольствие. Вдруг на противоположной стороне стадиона, где были размещены огромные портреты членов президиума ЦК КПСС, стало происходить нечто невероятное.

Портрет первого заместителя председателя Совета Министров СССР и министра внутренних дел маршала Советского Союза Лаврентия Павловича Берии вдруг пополз вниз. Сначала офицеры решили, что портрет меняют и сейчас появится новый. Но старого Берию унесли, а новый не появился.

— Ты видел? — Бдительный сосед дернул Сергея за рукав. — Это же диверсия! Надо немедленно сообщить куда следует. Враги народа орудуют у нас под носом.

Куприянов вскочил, готовый лично броситься на поиски врага. Глазов удержал его:

— Погоди. Какие тут, на стадионе, враги? Разберутся.

— Бдительности тебе не хватает — вот что я тебе скажу, — отрезал Куприянов.

Его отец служил в областном управлении внутренних дел. Сын хотел идти по его стопам. Сергей Глазов тоже мечтал стать чекистом. Красная книжечка была своего рода масонским знаком, удостоверявшим не только благонадежность ее обладателя, но и его принадлежность к некому закрытому ордену, наделенному тайной властью над другими.

Но как стать чекистом?

Сергей Глазов записался на прием к ректору своего института. Тот внимательно выслушал студента, снял трубку и кому-то позвонил. Уверенно сказал, что ручается за Глазова партбилетом:

— Парень надежный, преданный делу партии, умный, физически крепкий. Учится отлично, сталинский стипендиат. Словом, то, что вам нужно.

Глазов понял, что разговор шел с заместителем начальника областного управления по кадрам. Прошло примерно два месяца. Никакого результата. Сергей не выдержал. Расстроенный, вновь пришел к ректору. Ректор набрал тот же номер.

— Не беспокойтесь, — последовал ответ. — Такова обычная процедура.

Наконец настал его день. Они учились последние месяцы, писали дипломные работы и готовились к сдаче государственных экзаменов. Ректор вызвал его и продиктовал номер телефона. Это был номер куратора института от ведомства госбезопасности. Таким счастливым Глазов еще никогда себя не чувствовал.

Он позвонил. Ему велели зайти, чтобы заполнить кучу анкет. Попросили принести две рекомендации от товарищей по факультету. Без указания адресата, разумеется. Просто: «Знаю такого-то с наилучшей стороны и рекомендую его на ответственную работу». Такие рекомендации понадобились еще и Куприянову-младшему.