Кристмас

Аникеев смотрел в треснувшее зеркало заднего вида, и его лицо медленно покрывала мертвенная бледность – тварь опустилась перед Ангелиной и после недолгого обнюхивания… осторожно, почти нежно подняло бесчувственную лилипутку и, довольно рыкнув, в два прыжка скрылась в темноте.

Вскоре пришел в себя Сергей. Они сидели с Женей, обнявшись, что-то бормоча друг другу.

Прошло десять минут, и Аникеев решился завести мотор. Он не переставал думать о кресте, который был у него в кармане. Неужели эта гадина не тронула их из-за него?!

– Ваш друг… жив? – дребезжащим голосом спросил он у ребят, имея в виду Максима.

– Пульс вроде есть, – отозвался Бакунин. – Он голову разбил. Тут кровь…

Аникеев безучастно посмотрел в окно. Кровь… В доме кровь, в подземелье кровь, на снегу кровь, в машине – тоже кровь… Господи, когда это закончится?!

На удивление, машина завелась с полоборота.

– Как оно смогло остаться в живых? – недоуменно спросил Сергей. – Это что, Терминатор какой-то?!

Аникеев ничего не ответил, с болью подумав об Ангелине.

– До трассы километров десять, – сказал он после некоторого молчания. – Поймаете попутку, и езжайте домой. До Нового года осталось полтора часа, – прибавил он, посмотрев на командирские часы со светящими стрелками, полученные в свое время за безупречную службу.

Остаток пути все молчали, лишь изредка стонал Максим.

Когда они остановились, майор вышел из машины. Ребята привели в чувство Фирсова и тоже вышли. Аникеев посмотрел на них и сказал:

– Мне очень жаль, что все так вышло. Надеюсь, мы никогда больше не увидимся.

– Где Ангелина? – срывающимся голосом спросил Макс. Держась за разбитую голову, он неуклюже вылезал из «УАЗика».

Скрепя сердце, бывший участковый рассказал ему, что видел, и реакция Фирсова просто всех потрясла. Вцепившись в Аникеева, он в бешенстве завопил:

– Он забрал ее, а ты просто сидел и смотрел?! КАК?! КАК ТЫ СМОГ ДОПУСТИТЬ ТАКОЕ, СВОЛОЧЬ?!!

Сергей с Женей с трудом отодрали обезумевшего друга от майора. Аникеев угрюмо молчал, даже не пытаясь оправдываться.

– Макс, идем с нами, – стала умолять его Женя. – Мы вырвались оттуда, смотри, вон дорога, скоро мы будем дома!

– Я возвращаюсь, – глухо сказал Максим и полез в машину. Ошарашенные Бакунин с Алексеевой на мгновенье потеряли дар речи.

– Ты что, Макс? – глупо улыбаясь, спросил Сергей. – Хватит шутить. И так, бля, нашутились уже. Я на всю жизнь этот Новый год запомню.

– Ее наверняка нет в живых, – попробовал урезонить парня Аникеев. – Если она не погибла от удара, то эта мразь ее точно прикончила.

«А может, и нет», – добавил он про себя, вспомнив, с какой осторожностью тварь подняла лилипутку.

– Максим, я прошу тебя! – продолжала упрашивать Евгения Фирсова, но тот был непоколебим.

– Всего хорошего, – сухо попрощался он с товарищами и отвернулся, показывая, что разговор окончен.

– Дело твое, парень, – пожал плечами Аникеев и сел в машину. Посигналив на прощание, он развернул автомобиль. В лицо обалдевшим ребятам метнулась снежная пыль.

– С ума сошел, – шепотом сказала Женя и снова расплакалась. Сергей гладил ее по волосам. Через минуту они голосовали на трассе. Им повезло, и вскоре их подобрал какой-то сердобольный пенсионер на раздолбанной «четверке»…

* * *

Борис Арбузов потерял счет времени. Он бесцельно слонялся по Галерее, то проваливался в успокаивающее беспамятство, то снова выныривал на поверхность реальности, а мертвецы безмолвно взирали на замерзающего человека, в котором с каждой минутой угасала жизнь. Этнограф безудержно плакал, не замечая, что слезы тут же ледяной коркой стягивают его лицо. Он тормошил трупы своих родных, гладил их, прижимался губами, ему начинало казаться, что они не умерли, что это какая-то досадная ошибка и в следующее мгновение Лена тряхнет копной своих густых волос и ласково улыбнется ему, а Верочка…

Он вдруг замер на месте, прислушиваясь. Сзади послышались тихие шаги. Арбузов медленно обернулся. К нему приближалась Ангелина. Лилипутка шла размеренным шагом, маленькое личико было серьезней некуда. Немигающий взор сверлил этнографа.

– Ангелина? – удивился мужчина, моргнув мутными глазами. Он облизал пересохшие губы. – Ты ведь уехала?!

Девушка подошла ближе, и Борис удивился еще больше – на ней почти ничего не было, за исключением прозрачной комбинации в рваных дырах. На руках лилипутки краснели глубокие царапины, ноги тоже были в крови.

– Ты скучаешь по ним? – хрипло прошептала Ангелина, сверкнув глазами. Борис отшатнулся, а девушка хитро прищурилась: – Ты боишься меня? Странно… подойди ко мне.

Словно загипнотизированный, этнограф шагнул вперед, затем неожиданно упал на колени. Губы его скривились, как у обиженного ребенка.

– Не плачь… мой мальчик, – покровительственно сказала Ангелина и распахнула свои объятия.

– Мне так плохо, – шмыгнул носом Арбузов. Он снова облизнул губы, и сквозь дыру в щеке, которую оставила тварь, было видно, как движется покрытый желтым налетом язык.