Критическая масса. Как одни явления порождают другие

Не все разделяли эту мрачную точку зрения. В 1902 году русский князь Петр Кропоткин[144] опубликовал книгу Взаимная помощь как фактор эволюции, в которой доказывал, что человеку свойственно стремление именно к сотрудничеству, а не к соперничеству. В качестве доказательства он приводил множество очень интересных примеров и форм сотрудничества в разных общественных структурах от обычаев аборигенов на островах Полинезии до организации средневековых гильдий. Кропоткин написал книгу не из стремления утвердить принципы доброты и гуманизма, а всего лишь для пропаганды своих общественно-политических взглядов. Он был анархистом и старался убедить читателей, что все социальные проблемы могут быть решены на уровне малых коллективов отдельными людьми, а правительства и государственные структуры вообще не нужны и потому должны быть уничтожены. Но Кропоткин сумел привести в защиту своей концепции сотрудничества лишь собрание анекдотов, тогда как дарвинизм претендовал на научное обоснование закона природы.

Кроме того, даже самые интересные примеры альтруизма и доброты не могут скрыть очевидного для всех факта, что цивилизация порождает и множество своих противников, т. е. асоциальных типов, от бездельников до серьезных преступников. Объясняется это тем, что многие люди отказываются играть отведенную им социальную роль. Еще Локк призывал изолировать и наказывать воров, бродяг и убийц. Конечно, для многих преступлений можно найти разумные объяснения и даже оправдания — беспросветную нищету, сильные страсти, расстройства психики и т. п. Но, с другой стороны, бесспорно, что масса преступлений совершается здоровыми и нормальными людьми. Они лишь стараются победить других, преуспеть в жестокой борьбе за существование и делают это расчетливо и спокойно, воспринимая возможное наказание в качестве профессионального риска.

Отказ от сотрудничества с обществом вовсе не обязательно принимает форму прямого противостояния в виде воровства или убийства. Уклонение от уплаты налогов практически не наносит вреда никому из окружающих, и люди продолжают обманывать государство, прекрасно понимая, что будет со страной, если все последуют их дурному примеру. Проблема стара как мир. В качестве иллюстрации можно напомнить ситуацию в средневековых английских деревнях, где всегда существовал общий выгон, на котором все члены общины могли свободно пасти свой скот. Такая система подразумевала самоограничения, так как если кто-то заводил слишком много коров, а затем его примеру следовали и другие, то большое стадо быстро объедало пастбище, делая его скудным и непригодным для дальнейшего пользования. В результате такой неумеренности, естественно, могла разориться вся община, что часто и происходило. В сущности, ситуация с глобальной экологией сейчас очень напоминает именно такую средневековую деревушку с общим выгоном, так как мы безжалостно вылавливаем запасы рыбы, загрязняем реки и насыщаем атмосферу вредными выбросами.

Именно такие проблемы являются главными для любых социальных структур, основанных на добровольной кооперации. В большой общине всегда найдется кто-то, желающий урвать больше положенного из общего имущества. Прав ли Кропоткин с его мечтой о маленьких общинах? Можно ли напугать бездельников введением жесткого законодательства?

КТО ДОЛЖЕН УПРАВЛЯТЬ МИРОМ?

Проблема «недовольных» членов любого сообщества, нарушающих установленные правила социальных отношений, особенно остро проявляется в международных делах. И для Гоббса, и для Локка государство представляло собой единое целое, объединяющее народ в «политическое тело», в огромного, безжалостного и воинственного Левиафана. При этом страны и народы, выступая в качестве объединенных множеств, вновь напоминают отдельных людей в естественном, диком состоянии, когда над ними не было никакой верховной власти. Государствам, как и людям, также приходится осознавать, говоря словами Локка, что «состояние мира, доброжелательности, сотрудничества и созидания противостоит состоянию вражды, ненависти, насилия и разрушения».

Гоббс отлично понимал сложность проблемы и не видел для нее ясного решения, что проявляется даже в стиле изложения. Выступая строгим логиком при анализе отношений людей друг с другом и с государством, Гоббс теряется, доходя до рассмотрения межгосударственных отношений, и неожиданно переходит к страстным жалобам: