Критическая точка

Черную метку Сидоров протянул Петухову, а пиво с отсутствующим видом открыл и выпил сам — все и залпом.

На черном прямоугольнике алым пламенели буквы:

ПОСЛЕДНЕЕ УВЕДОМЛЕНИЕ КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА

Но Петухова больше потрясло то, что Сидоров, впервые за их многолетнюю дружбу все пиво «выдул» сам, это говорило о многом.

— Это экспансия! — объявил обреченно Сидоров. — Галактическая экспансия. В начале отловят всех Сидоровых, а потом…

— Я знаю, что тебе надо, — решительно перебил Слезный Скиталец, мучительно сглатывая пересохшим горлом. — Пошли… пока не отловили.

9. КАМО ГРЯДЕШИ

Сидоров пал духом. Он тащился следом за Слезным Скитальцем, который рысью несся вперед, напоминая античного героя алкающего свершить подвиг, любой, даже самый захудалый.

— Поздно, — скулил морально раздавленный Сидоров, — поздно… Точка.

С трудом переставляя ватные ноги, Сидоров запутался в них окончательно и рухнул, в счастливо подвернувшуюся единственную, наверное во всем городе, лужу.

— Ах, оставь! — мрачно объявил Сидоров кипучему Петухову, попытавшемуся извлечь Преждевременно Павшего из лужи. — Свиньей жил свиньей и помру…

— Самокритикой сейчас никого не удивишь, — философски возразил Слезный Скиталец, придавая телу Сидорова менее экзотическое положение.

Сидоров встал, опершись локтями на плечи Петухова и заглянул своей импровизированной подпорке в глаза. Аристарх невольно поежился. Сидоров полусогнутым пальцем постучал по Петуховскому лбу и печально изрек:

— Бедный Йорик…

— Сам ты — бедный! — обиделся Петухов и чуть не уронил Сидорова вторично.

— Во, нализались! — восхищенно констатировал пробегавший мимо мужчина, на лице которого лежала неизгладимая печать, что ему это чувство тоже знакомо: очень близко и неоднократно.

— Идем! — вдруг взревел Сидоров и рванул Петухова за лацканы пиджака, да так, что едва не вытряхнул из него хозяина. Приятели, с остервенением слившись в дружеских объятиях, двинулись по пустынной в столь поздний час улице.

Дом в который привел Слезный Скиталец своего, с изрядно подмоченной и не только репутацией, приятеля Сидорова — Падшего, но Восставшего (Жизнь полна парадоксов: не далее как вчера Сидоров еще твердо был уверен, что Сидоровы на дороге не валяются!), мало чем отличался от Сидоровской обители. Разве что в подъезде горело еще меньше ламп, да под стенной живописью было почти невозможно угадать цвет первоначального покрытия. Теперь оно было, в некотором смысле, матовым.

В темноте Аристарх с Сидоровым добрались до третьего этажа, и Сидоров услышал как Слезный Скиталец интенсивно скребется в чью-то дверь.

Дверь гостеприимно распахнулась, и в нос ударила упругая волна запахов. Похоже где-то горела ветошь, причем хорошо просмоленная, так сказать, ароматизированная и соусированная.

В слабо освещенном дверном проеме, вслед за запахом, возникла фигура замотанная в дефицитную махровую простынь.

— Камо грядеши? — подозрительно спросила фигура.

— Сидор Абдулаевич дома? — не растерялся находчивый Аристарх.

— Частично.

— Как это? — удивился простодушный Сидоров, до сих пор окончательно не растративший свое неуемное простодушие.

— Гуру погружен в медитацию. Его астральное тело находится в созвездии Гончих Псов, а вульгарно-физическое, вон — в углу.

Фигура сделала шаг в сторону, и Сидоров, действительно, смог разглядеть грузное тело, непринужденно прикорнувшее на детском матрасике, в углу пустой комнаты. Впрочем, комната была не совсем пустой: кроме Гуру, там же находилась пара, но не столь импозантных, особей, в противоположном от Гуру углу, выстроилось некоторое количество (словно славные античные воины теснящиеся в боевом каре) специфических сосудов (среди которых были не только пустые), а по середине стоял небольшой медный тазик, в котором что-то горело, оттуда, собственно, и проистекали: скудный свет и обильные запахи.

Сидоров решительно двинулся вперед, ориентируясь в основном на запах. Преданный Аристарх поспешил следом.

— Обувь снимайте, — проворчала фигура в простыне, — а то ходят тут всякие, подтирай за ними…

Сидоров вернулся и снял ботинки, немного подумал и снял носки. Гулко шлепая босыми ногами, Сидоров прошествовал, благополучно минуя благоухающий тазик, к матрасику на котором расположился неприхотливый Гуру.

10. ИЛЛЮЗИЯ

Гуру приоткрыл один глаз и спросил:

— Ты кто?

— Сидоров, — подумав, ответил Сидоров.

— Сидор Сидорову — lupus est!

— Не съест! — заартачился Сидоров.

— Его пришельцы донимают, — вмешался Слезный Скиталец.

— Зелененькие? — заинтересовался Гуру и даже с видимым усилием открыл второй глаз, а первый скосил на пустую посуду в углу, стыдливо полуприкрытую прошлогодней прессой.

— Почему зелененькие? — обиделся за своих пришельцев Сидоров и помолчав привел неоспоримый аргумент, — они письма пишут! (Должный, по-видимому, свидетельствовать в защиту предполагаемого окраса гипотетических пришельцев) И грозят воздействием!

— Сидор Абдулаич, — встрял опять неистощимый Петухов, — вы бы замолвили словечко, где-нибудь ТАМ!