Критические статьи, очерки, письма

Под давлением властей и предрассудков своего времени эти люди произносят двусмысленные речи. Один из самых проникновенных умов среди нас — это Бэйль (Bayle), роттердамец, могучий мыслитель. (Не нужно писать его фамилию — Beyle.) Когда Бэйль хладнокровно изрекает такую максиму: «Лучше ослабить очарование какой-нибудь мысли, чем рассердить тирана», я улыбаюсь, потому что знаю человека, который говорит это: я думаю о нем, преследуемом, почти осужденном, и ясно чувствую, что он поддался искушению утверждать это единственно для того, чтобы возбудить во мне непреодолимое желание спорить. Но когда говорит поэт, поэт совершенно свободный, богатый, счастливый, признанный и даже как бы пользующийся правом неприкосновенности, от него ожидаешь поучения ясного, открытого, здравого; невозможно поверить, чтобы у этого человека было что-то похожее на отсутствие совести; и нельзя без краски стыда читать следующее: «Пусть в мирное время на земле каждый занимается своими делами. Побежденным на войне приходится приспосабливаться к неприятельским войскам…» «Каждого энтузиаста к тридцати годам надо распинать на кресте. Если он узнает жизнь, из одураченного он станет мошенником». «Святая свобода печати, — какую пользу, какую прибыль, какое преимущество она вам дает? Налицо только одно ее последствие: глубокое презрение к общественному мнению». «Есть люди, страдающие манией фрондирования против всего великого; они как раз и ополчились на Священный союз; а ведь невозможно представить себе ничего более величественного и более спасительного для человечества…» Под этими словами, унижающими того, кто написал их, стоит имя Гете. Когда Гете писал это, ему было шестьдесят лет. Равнодушие к добру и злу бросается в голову: можно опьянеть от него, и вот к чему оно приводит. Печальный урок. Грустное зрелище. Здесь умный человек превратился в илота.

Цитата может стать позорным столбом. Пригвождая к нему у большой дороги эти мрачные фразы, мы исполняем свой долг. Написал их Гете. Надо помнить об этом, и пусть никто из поэтов не повторяет его ошибки.

Загореться страстью к добру, к истине, к справедливости, страдать вместе со страждущими, ощущать душой все удары, наносимые всеми палачами по человеческой плоти, чувствовать, как тебя бичуют вместе с Христом и избивают палкой вместе с негром; закалиться и жаловаться; подобно титану, подниматься на эту суровую вершину, где братаются мечи Петра и Цезаря, gladium gladio copulemus, [158]взгромоздить при этом восхождении Оссу идеального на Пелион реального; широко наделить всех надеждой, воспользоваться всеобъемлющей широтой своей книги, чтобы повсюду одновременно нести утешение, толкать всех вместе к будущему — мужчин, женщин, детей белых, черных, народы, палачей, тиранов, жертвы, обманщиков, невежд, пролетариев, крепостных, рабов, господ, одних — к пропасти, других — к освобождению; идти, будить, торопить, шагать, бежать, думать, хотеть, — в добрый час, вот это хорошо! Из-за этого стоит быть поэтом. Берегитесь, вы теряете спокойствие. Конечно, но я обретаю гнев. Дуй навстречу моим крыльям, ураган!

Было в последние годы время, когда поэтам рекомендовали бесстрастие как необходимое условие божественности. Быть равнодушным — это называлось быть олимпийцем. Где видели вы что-либо подобное? Вот уж Олимп, совсем на себя не похожий. Почитайте Гомера. Все олимпийцы — сплошная страсть. Их божественность — это безмерно увеличенная человечность. Они беспрерывно воюют. У одного лук, у другого копье, у третьего меч, у того дубина, у этого молния. Есть и такой, который заставляет леопардов возить себя. Одна богиня — мудрость — отрубила голову ночи, на которой клубком свились змеи, и прибила ее к своему щиту. Вот каков покой у олимпийцев. Их гнев раскатывается громом от начала до конца «Илиады» и «Одиссеи».

Этот гнев хорош, когда он справедлив. Поэт, охваченный таким гневом, и есть истинный олимпиец. Такой гнев был у Ювенала, Данте, Агриппы д'Обинье и Мильтона. У Мольера тоже. Душа Альцеста во все стороны мечет молнии «мужественной ненависти». И эту ненависть к злу имел в виду Христос, когда он сказал: «Я принес вам войну».

Я восхищаюсь возмущением Стесихора, не желавшего допустить союз Греции с тираном Фаларисом и своей лирой наносившего удары бронзовому быку.