Критические статьи, очерки, письма

Давая оценку языка классиков французской драмы, Гюго выше всех ставил Мольера, считая его величайшей заслугой то, что он пользовался в своих пьесах языком общедоступным и правдивым. Его стих, по мнению Гюго, непосредственно выражает суть явлений, «охватывает мысль, тесно сливается с ней».

Осуждая поэтов XIX века, слепо подражавших образцам классической трагедии и наводнявших театр бездарными сочинениями, Гюго, однако, признавал художественное значение произведений великих драматургов XVII столетия: «Чтобы убедиться в том, что природа нашей поэзии нисколько не препятствует свободному выражению всего правдивого, нужно изучать наш стих, быть может, не у Расина, а скорее у Корнеля или, еще лучше, у Мольера. Расин, этот чудесный поэт, элегичен, лиричен, эпичен; Мольер драматичен. Пора дать должную оценку тем нападкам, которым дурной вкус прошлого века подвергал этот изумительный стиль, и громко заявить, что Мольер — вершина нашей драмы не только как поэт, но и как писатель».

Гюго отстаивает в своем литературном манифесте обязательность стихотворной формы для драматических произведений, хотя, как известно, сам он нарушил выдвинутое им требование, написав прозой свои драмы «Лукреция Борджа», «Мария Тюдор» и «Анджело».

Обрушиваясь на поэтику классической трагедии, Гюго отвергает единства места и времени, несовместимые с художественной правдой. Схоластика, рутинерство и догматизм этих «правил», утверждает писатель, препятствуют развитию искусства. Однако он предлагает сохранить единство действия, как согласное с «законами природы» и помогающее придать развитию сюжета необходимую динамику.

Дух оптимизма, несокрушимая вера в победу нового, романтического искусства пронизывают «Предисловие к «Кромвелю». Автор призывает здесь не только к свержению дряхлого классицизма, связанного со старым режимом, но и обращается к публике, к народу с призывом поддержать истинных поборников романтизма.

Историческое значение «Предисловия к «Кромвелю» заключается в том, что Гюго нанес своим литературным манифестом сокрушительный удар школе классицизма, от которого она уже не смогла оправиться. Призывая к изображению жизни в ее противоречиях, контрастах, в столкновении противоборствующих сил, он по сути дела приближал искусство к реалистическому восприятию действительности. Требование введения в искусство колорита места и времени также давало возможность приблизить художественное произведение к жизненной правде, вывести его из заколдованного круга условных античных образов и сюжетов, которыми пробавлялись обычно писатели классицизма. Наконец, представление Гюго об изменчивости эстетической формы в связи с историческими условиями и его попытка дать определение различным направлениям в развитии искусства в связи с великими историческими эпохами внесли в понимание искусства известный, хотя еще и очень ограниченный, историзм, без которого не может быть достигнуто даже относительное приближение художника к жизненной правде. Основные положения романтического манифеста Гюго, вплоть до требования улучшить язык и расширить лексику художественного произведения, звучали в его время как требования глубоко новаторские, которые способствовали осуществлению революции в области французской литературы.

В предисловии к сборнику «Восточные мотивы», вышедшему в свет в январе 1829 года, Виктор Гюго продолжает развивать высказанные им в «Предисловии к «Кромвелю» поэтические принципы. Он выступает с требованием полной свободы для писателя, стремящегося отразить действительность во всем ее многообразии. Критике позволительно выносить суждения, как полагал Гюго, лишь в области формы, но она не должна ограничивать фантазию поэта, который по своей воле избирает сюжет и придает ему любой колорит, ибо «всё принадлежит искусству, все имеет право гражданства в поэзии». Объясняя свое обращение к теме Востока, он писал: «Восток, как мысль или как образ, занимает сейчас воображение и умы всех людей, и, может быть, автор неведомо для себя поддался общему увлечению». Следует отметить, что политическая ориентация Гюго, поскольку она проявилась в «Восточных мотивах», несомненно свидетельствовала о дальнейшей демократизации его общественных воззрений; поэт не верил больше в незыблемость монархических установлений; констатируя кризис политической системы европейских государств, он писал: «Востоку, быть может, еще суждено сыграть в скором времени заметную роль на Западе как для империй, так и для литератур. Достопамятная греческая война уже заставила все народы повернуться в эту сторону; кажется, что вот-вот рухнет равновесие Европы; европейское status quo, уже подгнившее и готовое рассыпаться, трещит со стороны Константинополя. Весь континент клонится к Востоку. Мы станем свидетелями великих событий. Быть может, старое азиатское варварство вовсе не лишено великих людей, как хотелось бы думать нашей цивилизации».