— Люди — не высшие существа даже в нашем мире. Демоны и божества неизмеримо выше их. И самым сильным из светлых божеств нашего мира, зародившихся при его сотворении, был Люцифер, Светоносный. Бог Единый почтил его великой почестью: возложил на него служение охранителя всей Земли нашей, и Рима, и Италии, и всех других стран. Но Люцифер возгордился, проникся спесью, счёл, что великий ум его является великой мудростью, и что он сможет править всем миром сам, единолично, по разумению своему, как тиран. И как всякий тиран, покатился он в глубокую пропасть духовную. И стал из светлого и доброго охранителя самозванным правителем. Он сбивает всех на пути служения себе и потом по справедливости беспощадно карает. Ради успеха своего у людей и божеств он дозволяет просить у себя блага и даёт их в долг, как ростовщик. А потом до конца времени и мира нашего будет взимать проценты. Поэтому тираны и ростовщики — самые презренные в глазах Бога Единого. Люцифер умнее и хитрее не только вас, но и тех божеств, которым поклоняется Рим. Если ты пытаешься обмануть или перехитрить его, ты уже обманут. Если он ухватил тебя за ноготь, вырви ноготь. Не удалось — отруби руку! Он лжёт даже правдой. Одно из его имён: Отец Лжи. Но он предпочитает имена: Отец Свободы и Поборник Справедливости.
Ученики зашушукались, и вдруг Авл Теренций спросил со слезами на глазах:
— Значит, и… некоторые из римских божеств служат Люциферу?
Многозначительна была пауза перед словом «некоторые». Отсюда один шаг до христианского канонического толкования: «Маскированные черти, олимпийские лжебоги». Но допустить разрушения набожности и благочестия Рима было нельзя. Квинт лишь вздохнул и закрыл глаза, а другие вдруг зашушукались:
— Всё точно! Неназываемые этрусские подземные демоны служат ему!
— Теперь вы поняли, почему одним из обетов будет не приносить кровавых жертв, не устраивать гладиаторские игры, — припечатал Квинт.
— Готовы! — загомонили ученики.
Перспектива быть адептами тайного учения могущественнейшего Бога Единого явно соблазняла молодёжь, а то, что придётся всю жизнь бороться с Люцифером и его слугами и рабами — римлянам не привыкать воевать! Тем более, что в качестве «бонуса» прилагается уникальное боевое искусство, да, судя по всему, ещё кое-что полезное для жизни.
И тут Евгений принял у всех присягу быть верными клиентами Бога Единого; не поклоняться низшим божествам и идолам; не разрушать веры и благочестия непосвящённых, не отступать от чести, совести и справедливости; искать при помощи Бога Единого свой Путь, который предназначен при зачатии; не сворачивать с него, а если по слабости или ошибке оступишься, немедленно возвращаться на него; проходить его, не мешая другим проходить Пути свои. После чего были даны обеты не заниматься ростовщичеством; не присваивать себе единоличную власть; не лгать; не убивать невинных; не убегать от вызовов и искушений и не обольщаться успехами и наслаждениями; поддерживать тайно честных людей, которых преследуют несчастья; с момента зачатия готовить детей своих к службе Богу Единому и посвящать в её секреты тех из них, кто окажется достойным; не приносить кровавых жертв; во время занятий подчиняться учителю.
А затем Квинт сказал:
— Там, где я учился, учитель считается вторым отцом. Отец даёт душу, мать даёт тело, учитель даёт знания, без которых душа и тело обречены. Когда кто-то из вас почувствует, что мои занятия направляют его на Путь свой, он должен будет назвать меня вторым отцом, и лишь тогда я назову его своим учеником. После этого в духе мы станем одной семьёй, а в мире будем по-прежнему членами родов своих. Я запрещаю вам называть меня так ранее, чем через год.
Это привело учеников в состояние остолбенения: второй отец! Ведь отец в Риме имел право даже казнить сына. Имущество сына считалось пекулием, уступленным ему в пользование отцом семейства. Но семьёй станут лишь в духовном смысле, что чуть-чуть успокаивало.
А Порция, как и было оговорено, поставила короб:
— Сюда складывайте плату за месяц учения. Давайте не больше десятой месячного дохода вашего семейства, и каждый столько, сколько ему подскажут честь, совесть и справедливость.
Вечером, пересчитав серебро в коробе, Квинт вздохнул:
— Если бы я раньше стал учителем, я с этим пауком Аппием за два месяца расплатился бы.
— И тогда на мне не женился бы, — улыбнулась Порция. — Так что Судьба вела тебя правильно.
Порция замолчала, серьёзно глядя на Квинта, и вдруг спросила:
— А женщины могут служить Богу Единому?
— Могут, — ответил Квинт. — Но тогда тебе нельзя будет просить ни о чём твоих привычных богов и богинь. А ты ведь не мужчина. Хватит ли у тебя сил идти самой по Пути своему?
— Опираясь на твоё плечо и будучи поддерживаемой твоей рукой, смогу! — решительно сказала Порция и принесла клятву Богу Единому.