Критический эксперимент 2033

Квинт назначил на время своего посольства помощниками и заместителями своими у алтаря Неведомого Бога Павла Канулея и Луция Порция, а сам отправился на Склон, захватив с собой приобретение: геометра Гигия. Гигий по дороге пытался с ним поговорить о геометрии и астрономии, но отрывочных познаний в греческом Квинта и в латинском Гигия не хватало, а времени усесться и начать рисовать чертежи не было. Квинт подумал: «Как жаль, что математические формулы ещё не изобретены: это ведь действительно интернациональный язык».

Порция два дня то плакала, то обнимала его. Видно было, что её душа разрывается между нежеланием отпускать мужа к сопернице и честью римской матроны: долгом перед отечеством. Перед отъездом она ему сказала:

— Муж, возьми сына своего от этой вольской царевны сюда. Мы его воспитаем как Волка и римлянина, и он не будет врагом Городу.

— Возьму, если будет возможно, — твёрдо обещал Квинт, не делая никаких мысленных оговорок. — А если за ним мать его сюда явится?

— Ну что же. Почти у всех знаменитых римлян есть любовница из вольноотпущенниц. Придётся и мне с таким смириться, и я буду обходиться с ней наилучшим образом, если она не станет наглеть, — стиснула губы Порция, видимо, уже заранее понявшая такую возможность.

Квинт сжал в объятиях свою жену:

— Спасибо Судьбе и Риму, что они послали мне такую достойную спутницу жизни! Ты ведь действительно следуешь клятве римской жены: «Куда ты, Гай, туда и я, Гайя»!

И вот наконец-то дорога. День был прекрасный: не жаркий, не дождливый, как сейчас говорят: «Переменная облачность и лёгкий ветер». Конь Кавр, подаренный в прошлую встречу Аттием, ровной рысью отмеривал путь к вольскам. Рядом с Квинтом скакали два Волка, два Порция: Плавт и Септимий. Теперь уже Квинт чувствовал себя на спине скакуна (седла в современном понимании ещё изобретено не было, спины лошадей покрывали попоной) достаточно уверенно и мог заодно думать.

Он внезапно осознал, что сотворил три дня назад на освящении алтаря. Евгений принципиально отверг вторую заповедь Моисея. Получается, что он пытается внедрить единобожие, в котором поклонение идолам считается несравненно меньшим грехом, чем низведение Бога до идола: пытаешься поклоняться Ему, а не служить и почитать, лучше иди по своему пути другим способом. И на самом деле он заложил ещё один камень в основание нового мировоззрения: нужно не «спасаться», а честно пройти свой Путь и совершенствоваться. Вместо религии спасения получается религия развития. Конечно, развиваться намного опасней. Для спасения надо бежать от страстей, для развития нужно встречать их лицом к лицу и уметь преодолевать. Для спасения нужно не грешить, для того, чтобы пройти свой Путь, надо действовать. Да, тут получается полный разрыв и с христианством, и с буддизмом. Впрочем, христианства ещё нет, и возникает вопрос: а не состоит ли главное исправление в том, чтобы люди взяли на себя тяжесть последствий своих дел и неизбежных ошибок, вместо того, чтобы возложить их на Спасителя, помощью которого всё равно не смогли толком воспользоваться?

Тут наступило просветление в голове: первый маленький шажок сделан, и, главное, осознан. Теперь самое важное не сбиться с Пути. Но сразу же Квинта стала грызть мысль: религии ведь не измышляются, а ниспосылаются. Измышляются только лжеучения. А на пророка он явно не тянет. Но ведь у пророков всегда бывают предтечи, подготавливающие мир к принятию пророчества! Может быть, эта тяжёлая задача возложена на него? Опровержения не последовало. Теперь всё понятно. И тут последовал тяжелейший удар, так, что Квинт даже покачнулся в седле и побледнел.

— Что с тобой, наставник? — спросил поддержавший его Плавт.

— Пытался грубо ошибиться, солгать самому себе, и Бог Единый меня предупредил, — решил сказать полную правду Квинт.

— Да, Квинт Фламин (так стали звать Квинта после избрания священником), мы чувствуем, что служение Богу Единому намного труднее, чем поклонение божествам. Но, когда трудно, действительно нужно просить сил, разума и воли, а то ведь всем известно, как боги исполняют неумные просьбы тех, кто просит о благах или проклятиях. Даже от болезни самый простой способ избавиться — умереть или получить такие неприятности, что про болезнь забудешь.

На глазах рождалась новая поросль римлян. Столь же безжалостно-последовательно развивавшая свои понятия, как римляне в писаной истории, но ориентированная на другое. И боль сменилась ласковым покалыванием, излечивающим её остатки.

— Ты, мой ученик, сейчас излечил меня, показав Богу Единому, что ты многое из важнейшего понял и стал уверенно идти по своему Пути, — улыбнулся Квинт.

Плавт вдруг воздел руки к небу:

— Учитель! Ты меня, первого из всех Волков, назвал своим учеником! Постараюсь быть достоин тебя. У меня родился гимн. Пока я его создавал, Бог меня не предупреждал, и я его сейчас спою: вокруг никого нет…

Наш Бог — надёжный наш оплот,

Наш верный щит и меч,

Он дал нам силу рук и плеч,

Чтоб в брани пал недоброхот.

Подобен дыму человек:

Легчайший ветерок развеет

Его все планы и затеи,

Закончит дней и тщеты бег.