Критический эксперимент 2033

На следующий день Квинт возжёг вместе с Волками и Сиянией благовония над вытесанным из розового туфа скромным алтарём. Но вырезанные в нём буквы были, в отличие от Рима, позолочены. После этого он объяснил Сиянии, что, принеся присягу неведомому Богу, она лишается права молить о чём-то других богов и богинь, а у Бога можно просить лишь сил и указаний, не сбился ли с Пути своего, причём каждой просьбе должно соответствовать обязательство. Но Сияния уже твёрдо решила, и поклялась быть верной последовательницей Бога, имя которого не может быть ведомо людям. Потом Квинт и Сияния с сыном отправились в большой сад Аттия, заранее попросив, чтобы там больше никого не было, а Волки охраняли их от лишних глаз и ушей, а заодно присматривали за сыном и нянчились с ним. Когда в самом начале беседы Квинт упомянул, что в своём кругу надо говорить Бог Единый, Сияния отшатнулась на минуту:

— Доходили слухи, что вы поклоняетесь Богу Единому. А ведь такие страшные бедствия он принесёт нам.

— Неправда это! — уверенно возразил Квинт. — Он не приносит бедствия. Он никого не проклинает и не наказывает. Но тот, кто сбивается с Путей его, наказывает сам себя.

Сияния успокоилась и бросилась в такие крепкие и надёжные объятия своего мужа. Поэтому Евгений почти забыл об этом эпизоде и не подумал, что бедствия могут принести люди, поклоняющиеся Богу, а не сам Бог. Сияния записывала на дощечках то, что рассказывал Квинт, в промежутках они играли с сыном, который уже начал привыкать к Квинту, и тот был вне себя от восторга, услышав слово pater (произнесённое скорее как па-та). Пару раз приходили слуги, принося еду и напитки, и сразу удалялись. Волков не было видно и слышно (кроме времени, когда приносили еду), но они зорко стерегли сад, и, как потом узнал Квинт, хорошенько намылили шею нескольким любопытствующим. Словом, день прошёл в семейной идиллии.

Ночью Сияния отправила сына к няньке (тот не очень возражал: нянька, судя по всему, его любила, и Аттий Квинтий её тоже). Всю ночь жена то обнимала мужа, то вновь выслушивала его объяснения, что каждый раз заканчивалось всё более тесными объятиями и соединением, то полчасика отдыхала вместе с ним. Словом, они ничего не слышали вокруг себя.

А утром их разбудил гомон толпы. Оказывается, ночью Велтумна решилась на отчаянный шаг: она залила весь алтарь своей мочой. Раб видел это, но не осмелился поднять тревогу, потому что фурию поджидала пара эмигрантов. С ними она ушла из города к Кориолану.

Евгений лихорадочно искал, что нужно сделать. Обратиться к народу с требованием наказать святотатцев? Судя по настроению людей, вполне можно, и тем самым будет разгромлено гнездо эмигрантов. Но тут же последовал болезненный удар. «Mea est ultio, et ego retribuam» (мне отмщенье и аз воздам) — вспомнил Квинт и произнёс эти слова от имени Бога.

Тут пронёсся сильнейший порыв ветра, хлынул страшный ливень с грозой и бурей, и непогода продолжалась два дня. Все сочли, что неведомый Бог омыл свой алтарь после святотатства. Мстить Вулли и эмигрантам не стали, помня слова Квинта. Когда через пару недель Аттий заехал в Сатрик, он сначала потребовал от Кориолана выдачи Вулли и двух святотатцев. Вулли, услышав это, согласилась быть выданной и бросилась царю на шею прямо на глазах Кориолана. В итоге ночи Аттий простил святотатцев, повторив слова Квинта, как он их понял:

— Сам неведомый Бог сказал, что Он, а не люди, должен вас наказать. Я вмешиваться не буду, а удовлетворение за неприятности я получил.

«Проповедь» Квинта состоялась через два дня после бури: немедленно после неё все были заняты устранением повреждений и похоронами погибших. Перед проповедью алтарь дополнительно омыли розовой водой.

В пирах, охоте и семейной идиллии прошёл первый месяц посольства. Аттий заключил с Евгением личный союз дружбы и гостеприимства (такое было в порядке вещей, и изменой не считалось). Было обговорено, что обе стороны не будут выставлять претензии друг другу: «quid possident». Это был успех, потому что вначале вольски выставляли претензии, что римляне вывели колонию в Велитры, и теперь укрепляют эту колонию; а Рим завоевал столько, что ему надо было время для освоения новых земель, и на новые захваты сейчас не претендовал. По традиции в мирное время римляне и вольски посещали празднества друг друга. Было решено, что неприкосновенность гостей на праздниках будет подкреплена клятвами должностных лиц, но, если случатся стычки, то каждая сторона будет наказывать своих участников. А простые драки решено было предавать забвению.

В общем, дела продвигались неспешно, но успешно. Конечно же, Аттий, выждав месяц, поставил Квинта перед неизбежным следствием воздвижения алтаря:

— Люди мои молятся на алтаре неведомого Бога и довольны. Уже нескольким больным молитвы помогли, и другие тоже получил помощь твоего Бога. А силу Его они увидели во время бури. Нам нужны священники неведомого Бога.