«Итак, формулы весьма точного вычисления объемов сложных тел вращения были широко известны и применялись на практике задолго до Герона и Архимеда. Кто был автором этих формул, мы, скорее всего, никогда не узнаем. Однако жил этот древний математик, во всяком случае, еще в VI веке до новой эры, то есть, по крайней мере, за пять–шесть столетий до Герона и за три века до Архимеда. Мало того, получается, что весьма точное значение π, полностью соответствующее архимедовскому, было вычислено не только задолго до Герона, но и задолго до Архимеда, заслугой которого оно считалось до сих пор. Можно предполагать, что и Архимед, подобно Герону, изложил в своем труде в данном случае результат не собственного открытия, а вычислений, являющихся заслугой его предшественников которые, быть может, навсегда останутся анонимными» ([152],38).
Этот вывод принадлежит историку–гуманитарию. Любой же квалифицированный историк математики с негодованием его отвергнет. Даже в III веке до н.э. доказательство Архимеда формулы π = 3 1/7 далеко обогнало свое время, а в VI веке оно было просто невозможно (как невозможна была, например, во времена Ньютона работа по теории групп) Получить же эту формулу или догадаться о ней, не имея в своем распоряжении соответствующего метода, тоже нельзя.
Здесь история математики вступает в безысходный конфликт с историей материальной культуры. Разрешить этот конфликт локальными вариациями хронологии явно невозможно.
§ 5. Последствия апокрифирования средневековой науки
в древность
Преувеличенная оценка древней науки
Первым последствием апокрифирования средневековой науки в древние времена является, конечно, преувеличенное мнение с возможностях и достижениях античной науки. Осторожные попытки поколебать общепринятые мнения по этому вопросу неоднократно делались специалистами, понимающими всю их нелепость, но не видящими альтернативы традиционной хронологии. Вот, например, что пишет известный историк античной науки О. Нейгебауэр:
«Мне кажется очевидным, что традиционные рассказы об открытиях, сделанных Фалесом или Пифагором, следует отбросить как совершенно неисторические. Фалесу, например, приписывают открытие того, что площадь круга делится диаметром на две равные части. Этот рассказ явно отражает взгляды гораздо более позднего периода, когда стало ясно, что факты такого рода требуют доказательств, прежде чем их можно использовать в последующих теоремах» ([23], стр. 149).
«Миф о саросе часто используется для «объяснения» приписываемого Фалесу предсказания солнечного затмения 28 мая 584 г. до н.э. Для солнечных затмений, видимых в данном месте, не существует никакого цикла, все современные циклы относятся к Земле в целом. Никакой вавилонской теории для предсказания солнечных затмений в 600 г до н.э. не существовало…
… Не разработали вавилоняне и никакой теории, учитывающей влияние географичекой широты. Можно смело сказать, что рассказ о предсказании Фалесом солнечного затмения не более достоверен, чем другой рассказ о предсказании Анаксагором падения метеоритов. Даже и с чисто исторической точки зрения весь рассказ кажется очень сомнительным. Наш самый ранний источник. Геродот [1, 74], сообщает, что Фалес правильно предсказал ионийцам «это исчезновение дневного света» «для того года», в котором оно действительно произошло. Вся эта формулировка сама по себе так расплывчата, что исключает применение какого–либо научного метода. Чем дальше мы уходим от времени Фалеса, тем щедрее приписывают ему древние авторы математические и астрономические открытия,
«Я могу лишь прийти к выводу, что наши знания недостаточны, чтобы определенно сказать, были ли вообще в восьмом и седьмом веках ионийцы пионерами греческого прогресса, но на основании имеющихся в настоящее время свидетельств, по меньшей мере, столь же вероятно, что не были».
Такая осторожная точка зрения, к сожалению, далеко не общепринята, приведу только одну забавную небылицу, возникшую из рассказа о затмении, предсказанном Фалесом. В научном труде — (мы снова опускаем библиографическую ссылку. —
Поразительно, насколько мысли Нейгебауэра сходятся с мыслями Морозова! Только гипноз уверенности в реальном существовании античной науки помешал ему сделать само собой напрашивающиеся выводы.