Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3

Неизвестно, как далеко проникли турки в это их первое вторжение в Грецию. Под угрозой нападения со стороны Дуная Баязид был вынужден прервать поход и обратиться к северу. Разбив в 1396 г. под Никополем соединенные силы европейских рыцарей, он вместо того, чтобы оккупировать оставшуюся беззащитной Венгрию, решается предварительно обеспечить свой тыл, окончательно уничтожив Византию. Лично возглавив осаду Константинополя, Баязид отправляет в Грецию своих полководцев с пятидесятитысячной армией. В этот второй поход в Грецию турки проникают в Пелопоннес и штурмом берут Аргос. Ахейский князь, спасся от приступа, объявив себя данником султана. Однако турки были еще недостаточно сильны, чтобы удержаться в Морее. Нагруженные добычей, они вернулись через Истм домой (см.[18], стр.299).

Было ясно, что окончательное завоевание Греции и падение Константинополя являются лишь вопросом времени. Но тут неожиданно судьба подарила Греции и Палеологам отсрочку — на полвека. Появившийся с Востока Тимур (Тамерлан) в кровавой битве при Ангоре сломил в 1402 г. державу османов; сам гордый султан был пленником приведен в палатку Тимура. Во всей Малой Азии власть перешла к Тимуру. Османы сохранили власть только в европейской части своей империи, куда Тимур не проник, остановленный водной преградой проливов.

Преемник Баязида Сулейман был вынужден искать мира. Он не только снял осаду с Константинополя, но и вернул греческому императору Фессалоники с македонскими провинциями, все захваченные острова и всю Фессалию. Родоссцам он отдал Салону и сделал значительные территориальные уступки Венецианской республике.

 

Эллины в Пелопоннесе

В создавшейся сумятице государственных и династических интересов и претензий не только Антонио удалось оттягать у Венеции Афины (см. § 3), но и константинопольскому императору удалось впервые установить свою верховную власть в Пелопоннесе. Чтобы защитить его от турок, император с помощью венецианцев строит в 1415 году знаменитый «Гексамилион» — стену через Истм со рвами, двумя крепостями и 153 башнями. Современники были поражены этим сооружением, но вскоре им пришлось убедиться, что подобно линии Мамино оно оказалось не в состоянии остановить врага.

Но пока в обстановке относительного мира греки впервые смогли оглядеться в Пелопоннесе. «В то самое время, как… облако гибели носилось над всей Византией, последние (а на самом деде, первые — Авт.) проблески национального сознания греков собрались… в Пелопоннесе…. центр тяжести греческой монархии, потерявшей почти все свои составные части, был перенесен… в землю Пелопса, пока еще сравнительно безопасную от натиска турок. Мизитра или Спарта является в эту эпоху (впервые в ее истории! — Авт.) политическим и духовным средоточием эллинизма…

Город Мизитра, резиденция деспота в трех милях от Лакедемона, затмила в эту эпоху как Фессалоники, так и Афины… Новая Спарта Палеологов была маленьким местечком, отрезанным от всего мира… Византийцам население Лаконии казалось, конечно, грубым и варварским» ([18], стр.307), но, тем не менее, именно здесь «пробуждался давно уснувший дух греческой науки.

…Мизитрский двор можно смело сравнить со многими дворами итальянского Возрождения…

При дворе Феодора II (деспота Мистры. — Авт.) жил знаменитый византиец Георгий Гемист (Плетон), воскресший античный эллин, поздний неоплатоник из школы Прокла и фанатический почитатель древних богов; такими же до некоторой степени были вскоре вслед за ним и итальянские гуманисты, ставшие такими под руководством Помпония Лета. Вполне понятно, что грек, одушевленный горячей любовью к отечеству, даровитый последователь (а не создатель ли? — Авт.) классической философии, мог отнестись отрицательно к тогдашней христианской церкви, как римской, так и православной, и смотреть с отчаянием на политическое и национальное разложение родной страны. Но мысль Гемиста через тысячу лет после Юлиана Отступника отодвинуть назад стрелку часов всемирной истории, воскресить религию богов и полубогов в виде выдуманного (вот правильные слова! — Авт.) мистико–аллегорического культа и заменить христианскую религию фантастической смесью учений Зороастра, индийских брахманов, Платона, Порфирия и Прокла — эта мысль граничила с безумием. Кажется, Гемист основал какую–то академию или секту в этом роде. К ученикам его, если не к адептам его мистической религиозной философии, принадлежали и такие выдающиеся платоники, как Мануил Хризолор и Виссарион.

Позже, во времена флорентийской унии, он перенес священный огонь язычества (только что им созданного! — Авт.) в этот город; он, по крайней мере, был здесь первым провозвестником славы и величия Платона, и, как утверждает Фицинус, повлиял на Козимо деи Медичи настолько, что сама идея основания во Флоренции платоновской академии обязана по преимуществу ему своим происхождением» ([18], стр.508—309).