Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3

…Подробное сопоставление языков, оказавшихся в родстве, выявило разительное расхождение в лексике. Объяснение было найдено: в языке оказывается имеется ядро — основной словарный фонд, и оболочка — словарный состав, который может в течение двух тысячелетий полностью замениться даже в близкородственных языках. В неизменный основной фонд были отнесены общие для большинства «индоевропейских» языков термины, составляющие по данным математической лингвистики «обычно не более 1–2% всего словаря».

Сопоставляя языки этой искусственно созданной в XIX веке семьи (имеется в виду индоевропейская группа. — Авт.), ученые увидели, сколь велика разность в словарях и грамматике, и сделали вывод о смертности слова… Небольшая группа слов совпадала во многих языках. Ее признали остатком проиндоевропейского наследия и вывели учение об основном словарном фонде, который менее разлагается. А все те слова, которые не совпадали, попали в разряд словарного состава, рядовых слов, наиболее смертных.

К каким же классам относятся лексемы общие в индоевропейских языках, т.е. входящие в основной фонд, т.е. те, которые доказывают генетическое родство индоевропейских языков. Это:

1) Числительные от трех до пяти или до девяти…

2) Личные или притяжательные местоимения 1–го и 2–го лица. Почему только первых двух? Потому что в индоевропейских языках местоимения 3–го лица не совпадают.

3) Некоторые термины родства.

4) Названия некоторых частей тела…

Таким образом, достаточно при сопоставлении двух внешне и несхожих языков увидеть близость этих лексических групп, чтобы заявить о генетическом родстве языков. Индоевропейская семья создавалась по этой несложной схеме, на первых порах, когда схожесть санскритских и греческих числительных, местоимений и терминов родства буквально ослепила европейских ученых. Когда существовала только такая альтернатива — или генетическое родство или никакого. А живая история языков знает несколько разновидностей родства. Лингвисты их не заметили и не описали…

…Возникает вопрос: а может быть числительные, местоимения и термины родства вовсе не остаток проиндоевропейского языка, а просто заимствованы из какого–то одного… языка…

Этот вопрос индоевропеисты предвидели и заготовили указ, по которому слова основного фонда не заимствуются. Следовательно, числительные, пара местоимений и несколько терминов родства во всех языках (семитских, тюркских, угро–финских и др.) родились вместе с этими языками и только им принадлежат и не отдаются никому, и не заимствуются ни у кого. Если бы сравнили хотя бы тюркские с индоевропейскими, этот столп рухнул бы без особого шума…» ([75], стр.212—216).

Мы прервем здесь и без того длинную цитату, поскольку далее Сулейменов переходит к более частному вопросу о взаимоотношениях тюркологии с индоевропеистикой и о невозможности применения основных положений сравнительного языкознания к тюркским языкам. Нас же сейчас интересует происхождение и надежность самих этих основных положений. И мы видим, что по существу они никак не обоснованы и в их происхождении логические скачки и гипотезы, а попросту, голословные утверждения тех или иных ученых, со временем, кочуя из одного учебника в другой, были возведены за выслугу лет в ранг аксиом.

Возьмем, например, учение о словарном фонде. Первоначально, «отцы–основатели» (Бопп, Раек и др.) выделили индоевропейские языки на основании грамматических соответствий, подчеркивая ненадежность лексических соответствий. Чтобы объяснить расхождения в лексике, было придумано понятие о словарном фонде. Затем оно абсолютизировалось, и общность словарного фонда уже стала выступать как критерий родства. Логическая несостоятельность всего этого бросается в глаза.

Особый интерес вызывают, конечно, основные принципы сравнительного языкознания, декларированные Джойсом. Его первый принцип («сходство… не может быть результатом случайности») надо думать верен. Однако его второй принцип («это есть родство языков, восходящих к одному общему источнику») из первого принципа никак не вытекает и является гипотезой, которую последующие ученые приняли безо всякого критического анализа. Тот факт, что этот мифический «индоевропейский праязык» удалось «восстановить» до такой степени, что на нем Шлейхер в 1888 г. написал даже басню (правда, весьма незамысловатую (см. [134], стр.196), его реальное существование в древности еще, конечно, не доказывает (поскольку реконструкция праязыка основывалась на предположении о его существовании).

Сулейменов совершенно прав, когда пишет, что лингвисты не заметили и не описали многих других причин, вызывающих сходство языков (в его терминологии — негенетическое родство). Мы обсудим это на конкретном примере санскритского языка.

 

Санскрит