Критика криминального разума

— Преступления совершены физически слабым человеком? Ваши логические построения движутся в этом направлении, Стиффениис? — Я кивнул. — И на какого же человека указывает ваша логика? — продолжал Кант. — На того, который слаб по природе. На больного или немощного. Или… на женщину. А может быть, и старика… Я прав, Стиффениис?

Он сам подталкивает меня к выводу относительно Анны Ростовой?

— Очень многое указывает именно на эту женщину, — ответил я.

— Вы упоминали колдовство, — напомнил Кант.

— Мне необходимо проверить свое предположение.

— Что ж, неплохое начало, Стиффениис. Теперь по крайней мере мы знаем, что теория террористических актов — блеф.

Значит, мне все-таки удалось его убедить. Кант насмехался над идеей колдовства, но в конце концов принял мою точку зрения. Я получил благословение на новое направление расследования. В это мгновение зазвонил дверной колокольчик, и в комнату вошел Иоганн.

— Герр Стиффениис, пришел человек, который желает с вами поговорить, — объявил он.

В коридоре молодой жандарм изо всех сил дул на посиневшие от холода ладони и растирал их. Хотя я никогда не верил в предчувствия, я уже знал, что он собирается мне сообщить, еще до того, как он открыл рот. Подобные совпадения — часть общей алогичности Бытия, а вовсе не какие-то проявления скрытого Божественного плана или действия другого Высшего Существа. Тем не менее должен признать, что ощущение, которое я испытал в то мгновение, было крайне необычным.

— Анна Ростова? — спросил я, и кровь прилила у меня к вискам.

Жандарм сделал шаг ко мне и произнес то, что я страшно боялся и столь же страшно желал услышать:

— Да, герр поверенный. Ее нашли.

Глава 23

— Наконец-то добрые вести, Стиффениис! Они нашли ее. Похвальная работа нашей полиции дает вам следующий шанс допросить женщину и добыть недостающие свидетельства ее вины.

— Да, сударь, — ответил я, хотя энтузиазм Канта показался мне несколько странным и чрезмерным. Меня беспокоила ирония, которая, без сомнения, звучала в его голосе.

Вдруг мысли Канта повернулись совсем в другую сторону, словно парусник, подхваченный шквальным ветром. Выглянув в окно, он произнес с не меньшим энтузиазмом:

— На улице страшный мороз! Иоганн, принеси-ка мне мой непромокаемый плащ.

Выходя из комнаты, лакей бросил на меня встревоженный взгляд.

— Я надеюсь, вы не собираетесь выходить, сударь? — спросил я, однако Кант не удостоил меня ответом.

Он продолжал стоять у окна, с необычайным интересом изучая процесс формирования туч. Я же, неловко и растерянно переминаясь с ноги на ногу, ждал, пока он заговорит, хорошо понимая, что мне следует бежать по гораздо более важным делам.

Через несколько мгновений вернулся Иоганн с большим непромокаемым плащом, на котором отчетливо блестел слой воска. Я сразу узнал тот самый плащ, в котором я встретил Канта накануне на берегу Прегеля.

— Плащ предназначен для вас, Стиффениис, — провозгласил Кант. — Он был изготовлен в соответствии с моими рекомендациями. Та накидка, в которой вы ходите, может быть, хороша для Лотингена, но здесь, в Кенигсберге, климат гораздо суровее.

Я не осмелился возражать. Кроме того, мне не хотелось терять ни минуты. Я позволил лакею надеть на меня плащ его хозяина, после чего рассыпался перед профессором в бесчисленных благодарностях. И, сунув свой собственный плащ под мышку, поспешил вместе с Кохом в переднюю.

— Он сегодня в очень странном настроении, — пробормотал я.

— Возраст, сударь, — угрюмо отозвался сержант. — Старость может сыграть с человеком самую злую шутку. Даже гении от нее не застрахованы.

Я повернулся к слуге.

— Не выпускайте его из виду, пожалуйста, Иоганн, — предупредил я. — В случае малейшей опасности немедленно зовите солдат.

— Не беспокойтесь, сударь, — ответил Иоганн и приложил руку к груди, как бы давая клятву.

Меня успокоила торжественность его обещания. Затем я повернулся, приказал ожидавшему жандарму следовать за нами, и мы вместе с Кохом вышли на улицу, где неистово выл холодный арктический ветер. Мы поспешили по садовой дорожке к экипажу. Молодой солдат выбивался из сил, пытаясь удержать дверцу кареты на ветру для нас с Кохом.

Но только я шагнул на ступеньку, чтобы подняться в экипаж, как произошло нечто такое, что задержало меня на несколько мгновений. В тот момент я не придал особенного значения случившемуся. Из соседней виллы вышла крошечная женщина в темном шерстяном платке и быстро засеменила по садовой дорожке. Ветер немилосердно вздымал платок и хлестал ее им по плечам, и потому платок вряд ли мог служить надежной защитой от холода. Создавалось впечатление, что женщина выбежала из дома, схватив первую подвернувшуюся под руку вещь.

— Вы друг профессора Канта? — спросила она, остановившись у дверцы экипажа.

Сквозь складки черного платка я рассмотрел лицо женщины и понял, что она, по-видимому, ровесница прославленного соседа.

— Смею полагать, — ответил я.

— С ним все в порядке? — спросила она резко и немного грубовато.

— Для своего возраста он в превосходной форме, — ответил я. — А могу ли я узнать причину вашей озабоченности, фрау?..