Читаем Критика нечистого разума полностью

Даже общество, взявшее свободу слова как фетиш, все равно обречено на такой Консенсус, который с центром, краями и запределом. В западном обществе можно, хоть и невыгодно, быть адептом Ленина, но быть поклонником Гитлера уже несовместимо с карьерой: ни с политической, ни с академической, ни с медийной. Не влезает Гитлер. Если ось Консенсуса немного сдвинется вправо, Гитлер влезет, хоть маргиналом, но все же легалом. А вот Ленин, Сталин и Мао тогда, наверное, выпадут. И не так важно, есть ли про то специальный закон. С прописанным законом даже честнее, чем с гноблением по каким-то неписанным, но всем очевидным правилам. По краям всегда будет холоднее и неуютнее, чем по центру, а за краем будут бомжи. И никакой плюрализм не решит вопрос в пользу вопроса — все равно элиты будут вынуждены общаться на более-менее одном языке, и выталкивать иноязычных. В конце концов, кто такой сумасшедший — как не человек, окончательно утерявший общий язык с людьми?

Так что давайте не будем хотеть невозможного. Люди не летают как птицы. Консенсус имеет свой Центр и свой Предел. Не будем про вечный двигатель, не будет о том, как зачерпнуть и выдать равноправия всем идеям. Независимо от нашей терпимости, мы обречены кого-то обрекать, это нормально. «Они нас тоже не пожалели бы». Осталось определиться, где личный Центр, где общий, и занять соответствующее место. И кто-то всегда окажется у параши. Вопрос, кто.

<p>Религиозная пропаганда</p>

Что есть религия, как не аксиоматика, предшествующая восприятию? Но чтобы любое восприятие состоялось, сначала полагается «теория», хотя бы про то, что можно воспринимать, что нельзя, что вообще существует в мире. Сначала концепция, потом рецепция, не наоборот. Но в этом смысле нет, просто не может быть — «не религиозного» человека. У каждого аксиоматика, каждый верует. Просто в разное. Вот та же материя, якобы данная в ощущениях. Ни в каких ощущениях концепт материи не дается. «Это же непонятно, какой наркотик надо принимать, чтобы начать видеть не вещи, а материю как материю».

Ну и вот. Если априорность концепта предшествует в любом случае, сравнивать надо именно одну концептуальность с другой, а не с ее отсутствием. Последнее не то, чтобы плохо, оно невозможно.

Те, кто позиционируют себя как «прагматики», «утилитаристы» и прочие — нельзя сказать, что они не пользуются той призмой, генезис которой есть дело философии и религии. Просто это такая особая религия-философия. И, конечно, чтобы ей пользоваться, вовсе не обязательно ее знать — не все ж люди знают, что они разговаривают прозой.

Какая это религия? Построенная, например, на приоритете видения субстанции перед видением форм, на приоритета выделения общего над различным, на редукции — не само собой разумеющейся — всего, что не дано в чувственном опыте, и т. д. Это не само собой разумеется, повторюсь. Взять любого человека традиционной культуры: для него все это, мягко выражаясь, не очевидность. То есть для того, чтобы «посмотреть на мир без этих пустых теорий», сначала надо создать про это особую теорию. Вытесняющая теории более ранние. В конце концов, мысль о том, что Бога нет, более сложна, чем мысль о том, что Бог есть (как и представление о небытии сложнее представление о бытии, ибо небытие есть бытие, взятое с отрицанием, два элемента вместо одного). Мысль сложнее, в силу антропологического, можно сказать, факта: сам по себе человек как культурное существо конституируется с мыслью и в мысли о Боге, практически в любой культуре. Убедить культуру в том, что ее изначально посылки ложны, более сложно, чем отдаться им как старому и проверенному способу понимать и жить.

Ну и не будем забывать также о том, что любое мировоззрение — энтропирует. Здесь не так перевели, здесь не так поняли, здесь сознательно переврали. Мы имеем редуцированные формы, всегда. Но энергетика смысла так велика, что над ним можно издеваться веками.

<p>Собиратели токсинов</p>

Что общего — в механизме запоя, текущего финансового кризиса, логике заседания диссертационных советов? Общая формула: предпосылки системности возвращаются в качестве ее же результатов, и спираль всегда заводит на понижение, если ее предоставить самой себе. Выход в том, чтобы, сразу или постепенно, «переломаться», прогнувшись под реальность внешних к системе факторов. Допустим, не лечить проблемы, выделенные бесконтрольным выделением бабла, выделением того же бабла. Аналогично обстоит с наркоманом или академической корпорацией, да любой корпорацией, просто не каждая кричит обществу, чтобы от нее отстали и не трогали. Само по себе это всегда стремится к смерти. «Предоставить жить своей жизнью» здесь означает предоставить возможность умереть своей такой родной имманентной смертью. Именно потому, что машинка собрана на возвращении предпосылок с их умножением…

<p>Последний патрон</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное