Критика русской истории. «Ни бог, ни царь и ни герой»

Меншиков первый попытался приставить к Петру Алексеевичу жену, которая бы блюла интересы своей фамилии, но он взялся за это так грубо, а княжна Меншикова была так мало интересна, что попытка совершенно не удалась и, кажется, даже ускорила катастрофу, от которой надеялись себя застраховать этим способом. Долгоруким почти удалось то, на чем оборвался Меншиков, и поперек дороги их планам стала уже чистая случайность: Петр умер от оспы накануне того дня, на который была назначена его свадьба с княжной Екатериной Долгорукой. На этом попытки верховников обеспечить себя «семейным» способом должны были прекратиться – пришлось перейти к более общественным способам действия. Тут успех всецело зависел от того, как отнесется к режиму Верховного тайного совета дворянское общество. А это отношение, в свой черед, определялось двухлетней практикой верховников за время номинального царствования Петра II.

Фактическим главою совета в это время был, как мы уже упоминали, князь Дмитрий Голицын, бывший киевский губернатор, позже президент камер-коллегии, один из виднейших «верховных господ» петровского времени. Современники считали его главою «старорусской партии»; новейшие исследователи, поправляя эту ошибку, стали подчеркивать образованность Дмитрия Михайловича на новый западный лад и его европейские знакомства. Что Голицын не был главою «старорусской партии», это, конечно, верно: такой партии вовсе не существовало. Но характерно, что он, один из ближайших помощников Петра, не любил иностранных языков, хотя и мог на них объясняться, и его знаменитая библиотека в селе Архангельском под Москвою была переполнена рукописными переводами европейских юристов и публицистов, сделанными специально для него.

Характерно также и то, что в ту пору, когда он пользовался наибольшим влиянием, была сделана явная попытка перенести столицу обратно в Москву. Петр II тут прожил большую часть царствования и здесь умер. За это время сюда переехали все центральные учреждения и, между прочим, Монетный двор, что казалось иностранцам признаком особой прочности совершившейся перемены; под страхом строжайшего наказания запрещено было даже говорить об обратном переезде двора на берега Невы. Нельзя не видеть здесь дальнейшего поступательного шага той политики, которая вновь «отворила» для торговли Архангельск. То буржуазное течение, которое в Верховном совете представлял князь Голицын, теснее примыкало к меркантилизму допетровскому, чем петровскому, что, однако, вовсе не делало его реакционным: ибо после краха петровских предприятий, было слишком очевидно, что естественное развитие тех зачатков капитализма, какие существовали в XVII веке, дало бы больше, нежели все попытки вогнать русскую буржуазию дубиной в капиталистический рай.