Читаем Критика теории «Деформированного рабочего государства» полностью

Мы подходим сейчас к ключевому моменту, пункту, в котором против нас поворачиваются все иллюзии, в котором все идеалисты, увриеристы, индетерминисты и защитники личности сбросят свои маски, выкрикнув в один голос аргумент, который они носят в сердце с самого начала, который контрреволюция внедрила в миллионы голов, и который они с торжествующими нотками в голосе бросят нам в лицо: «Но в России, дорогой мой, нет больше капиталистов!». Вся троцкистская конструкция зиждется на этой неоспоримой и в то же время ложной очевидности. В России, после Октябрьской революции 1917 года, нет более «буржуазии». Этот жалкий, набивший оскомину, аргумент повторяется на все лады торжествующим оппортунизмом уже сорок лет и, кажется, не исчерпал еще своего воздействия. Это аргумент публичных собраний и книг академиков, преображение и апофеоз русского империализма. «У нас в Советском Союзе, где нет больше капиталистов…», «у нас, где ликвидирована эксплуатация человека человеком», — таков беспрестанный лейтмотив контрреволюции. Тот факт, что в России нет больше частных собственников крупных средств производства в промышленности, служит неисчерпаемой базой для бесконечных всякого рода анти-марксистских спекуляций, которые все опираются на обычные идеалистические суеверия и которые противостоят непоколебимой материалистической доктрине.

В «Капитале» Маркс расправился со всей вульгарной критикой капитализма, направляемой теми, кто не является его непримиримыми врагами и даже зачастую оправдывает его существование под видом его критики. К числу примеров подобной вульгарной критики следует отнести ту, которая упрекает капиталиста в чрезмерном потреблении и ту, которая обвиняет его в навязывании своей воли трудящимся «антидемократическими методами».

Прежде всего, как человек из плоти и крови, капиталист живет за счет своего капитала.

«Поэтому, поскольку вся деятельность капиталиста есть лишь функция капитала, одаренного в его лице волей и сознанием, постольку его собственное личное потребление представляется ему грабительским посягательством на накопление его капитала; так в итальянской бухгалтерии личные расходы записываются на стороне дебета капиталиста по отношению к его капиталу».

(К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.23, стр.606)

Капиталист — это не человек с огромным животом и сигарой в зубах, и тот, кто попытался бы доказать существование капитализма в России ссылаясь на чрезмерные расходы директоров доказал бы только свое полное незнание марксизма. Классовая доктрина сухо замечает: чем больше капиталист потребляет, тем меньше он капиталист. Чем больше он капиталист, тем меньше он потребляет. Тех китайских теоретиков, которые пытаются доказать свою марксистскую чистоту противопоставляя умеренность директоров предприятий своей страны расточительству новых советских царей, можно, следовательно, лишь упрекнуть в наивности.

Для марксизма очевидно: капиталист есть лишь агент социального механизма. Капиталист не только является настоящим капиталистом лишь тогда, когда он осуществляет накопление, но еще и только тогда, когда он доводит свое дело до конца, подавляя свои личные прихоти и стремясь познать и наилучшим образом соблюсти законы, вытекающие из конкуренции различных капиталов.

«Лишь постольку, поскольку капиталист есть персонифицированный капитал, он имеет историческое значение и…историческое право на существование».

(К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС, т.23; стр.605)

Свобода капиталиста есть лишь осознание им необходимости накопления капитала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука