Критика тоталитарного опыта

Советская пропаганда по крайней мере «объясняла», за что она лишает свободы и убивает «врагов народа». Почти все [19] эти обвинения были шиты белыми нитками, но они произносились, записывались. Кто-то им верил. Многие делали вид, что верят. Кто-то не верил, но помалкивал. Тех, кто выражал сомнения, пусть и в частных разговорах, наказывали. Точно также подводили идеологическое обоснование под свои репрессии нацисты, фашисты, франкисты, вишисты, даже позднее маоисты, «красные кхмеры» и т. п. наследники радикальной идеологии. А вот «логика репрессий» от Бориса Васильевич Маркова остаётся не эксплицированной даже после его ответа на мой запрос о такой экспликации.

Раз мы продолжаем разговор, снова вернусь к его исходным пунктам. Вынужден повторить две ключевые цитаты из Б.В. Маркова, которые я уже приводил выше, в своём первом тексте.

1. «Сегодня в погоне за мелочами нередко забывают принципиальные вещи, отсюда и проистекает отождествление фашизма и коммунизма. Между тем сходство некоторых их «принципов и технологий» может быть обусловлено не идейным сходством, а просто общностью эпохи. Резня армян, ГУЛАГ и Освенцим – это не продукты идеологии, а выражение некоего «здравого смысла» эпохи, согласно которому даже самые жестокие меры были совершенно естественными и необходимыми… Нельзя смотреть на историю исключительно сквозь розовые очки и очищать ее, подобно школьным учителям, от всего кажущегося жестоким и неприличным»[20].

2. На вопрос: «Сейчас, по прошествии стольких лет, от какого наследства стоило отказаться, а чем стоило дорожить?», – мой собеседник ответствовал: «Нельзя смотреть на свою страну глазами Запада. Это для немцев уравнение фашизма и сталинизма допустимо и даже благотворно (именно в этом состояла миссия Ханны Арендт, она своими работами снимала комплекс вины у немцев), а у нас должна быть своя точка зрения на нашу историю… Философы должны формулировать новое позитивное видение общества и государства. В юности я разделял диссидентские настроения, к счастью мои учителя приучили меня к осторожности. Но теперь, после того как мы потеряли свою страну, я лучше понимаю и тех, кого считают консерваторами» [21].

Вот мои повторные возражения по пунктам, с выделением курсивом отвергаемых, опровергаемых (в меру моего разумения) изначальных тезисов оппонента.

• Почему это мелочи заслоняют от нас принципиальную разницу фашизма и сталинизма? Как раз наоборот, мелочами[22] их хотят разделить. Потому что по существу это одно и тоже: безудержная агрессия, внутренняя и внешняя, ведущая и то, и другое государство к бесславному концу, мучающая и позорящая их народы. И тут, и там социализм. Декларируется. «Российская социал-демократическая рабочая партия». «Немецкая национал-социалистическая рабочая партия Германии». Сходство идеологий налицо. Если на то пошло, то сходство наблюдалось даже внешнее, именно в мелочах. Когда вермахт вошёл в дважды оккупированный им Ростов-на-Дону, мой (сейчас покойный) старший брат Мишка, тогда школьник, подумал было, что вернулась Красная армия: над войсками реяли красные флаги, на рукавах чёрных мундиров эсэсовцев красовались красные повязки. С белым кругом с чёрной свастикой в центре. Эта подробность, думается мне, и есть яркий пример упомянутой Борисом Васильевичем мелочной разницы фашистов и коммунистов. Свастика, а не пятиконечная звезда. Всего-то.

• Эпоха требовала самых жестоких мер, они были не только необходимы, но и оправданы.

Стоит уточнить: кем и против кого эти необходимо жестокие меры применялись? В чём эти меры состояли? К чему они привели? Чем именно они оправдывались? С какой из воевавших сторон? Последствия этих мер каковы?

Ведь понятие «здравого смысла», как ни крути, предполагает страховку от самых гибельных заблуждений, отбор наиболее щадящих решений. А Борис Васильевич прилагает это понятие к акциям карательным, военным. Следовательно, нужно объяснить, чем эти акции помогли народам, от чего спасли. У меня ум до этого не доходит. Чтобы здравый смысл мог объяснять массовые убийства?.. Ещё более массовые мучения ни в чём не повинных людей? Ведь арестовывали и осуждали всех «политических» только за слова, а то и за мысли, а то и просто так, как «социально опасных элементов» (СОЭ) или «членов семьи изменников родины» (ЧСИР). Якобинский «закон о подозрительных» на этом фоне бледнеет. Могу только процитировать М.А. Булгакова: тут «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, да больно непонятно. Над вами потешаться будут».

С приведёнными мной примерами репрессированных общественных групп в Германии и в СССР Борис Васильевич не посчитался. Придётся повторить и несколько расширить хрестоматийный мартиролог.