Читаем Критика цинического разума полностью

Этот взгляд великого воителя, увидевшего за уничтожением всего лишь житейскую коллизию, с тех пор всецело покорил меня — как знак высокого здоровья жизни, которую не страшат раны от поверхностных кровавых поре­зов. Так, я испытываю удовлетворение, вспоминая слова, которые приводили в такое негодование Шатобриана,— слова «большой расход», которые имел обыкновение иногда бормотать себе под нос Наполеон в те минуты томитель­ного бездействия полководца во время битвы, когда резервы еще на марше, а боевые порядки его армии тают среди бушующего огня и стали, атакуемые конницей противника или обстреливаемые подтянутой врагом артиллерией. Это слова, которых очень недоставало бы, если бы они не были произнесены, об­рывки разговора с самим собой у пышущей жаром печи, в которой в дыму и огне происходит процесс высшей очистки духа, дистиллирующегося в эссен­цию нового века.

В основе такого языка — доверие к жизни, которая не терпит и не ведает пустоты. Вид ее полноты и изобилия позволяет нам забыть о тайных знаках боли, которые отделяют друг от друга две стороны равенства — того равен­ства, которое составляют здесь работа челюстей гусениц и исчезающая живая ткань листа (funger E. Das abenteuerliche Herz. 2. Fassung. S. 61—62).

И «взгляд великого воителя» у Юнгера похож на взгляд биоло­га. Поэтому в его политическом восприятии неявно присутствует нечто от свойственного биологу признания великой пульсации жи­вого между продолжением жизни и смертью. Но он игнорирует тот порог, который отделяет естественную смерть от политической на­сильственной смерти. Таким образом, он переносит биологические представления на великие сражающиеся «организмы», которые ве­дут борьбу за гегемонию и выживание. Юнгер совершенно созна­тельно стирает границы между зоологией и социологией. Война — это, на самом деле, феномен «духовного животного мира». Юнгер провоцирует нас, выступая в роли политолога-энтомолога, рассмат­ривая политику так, как наблюдают за жизнью насекомых. Его психо­логический трюк состоит в том, чтобы смотреть на все одновремен­но и с точки зрения насекомого, и с точки зрения исследователя, наблюдающего за ним; он проникает мысленным взором как в жру­щую гусеницу, так и в пожираемый лист; с обостренным чувствен­ным восприятием он направляется на полыхающий огнем передний край, но в то же время остается, сохраняя холодный рассудок, на командной высоте, с которой картина битвы открывается как эсте­тическое зрелище. Это раздвоенное Я соответствует Я политичес­кого шизофреника. «Страх пожирает души». Ужасы войны опусто­шили его душу без остатка, и пустая оболочка ее ищет спасения, возносясь на отдаленную холодную планету, откуда мертвое Я на­блюдает за своим собственным выживанием.

Взгляд, устремленный к звездам, был типичной формой веймар­ских альгодицеи. Главным из теоретиков, их разрабатывавших, был почти забытый ныне, но очень популярный в те времена астроном Бруно Бюргель, знаток небес номер один в Веймарской республике,

занимавшийся на досуге философией и собравший аудиторию в не­сколько сот тысяч читателей своими юмористически-меланхоличес­кими рассуждениями о месте человека в космосе. В политическом плане он был создателем теории «классового примирения», компро­мисса между работниками и предпринимателями. На протяжении десятилетий он трактовал астрономию как своего рода душеспаси­тельные беседы для растерявшихся и дезориентированных мелких буржуа. Его книга «Наука о небе» (Himmelskunde), недавно опять вышедшая в свет, выдержала небывалое количество переизданий и выпускалась огромными тиражами. И его биография «От рабочего до астронома» (1919) уже к началу тридцатых годов была продана в количестве ста тысяч экземпляров *.

В книге «Ты и космос. Картина мира, нарисованная Бруно Бюргелем» (1930) мы обнаруживаем раздел с изложением натур­философских убеждений автора, озаглавленный «Великий закон». Угнетающий или возвышающий — тут уж пусть каждый решает сам — космизм астрономического образа мышления ослаблял напря­жение политике-моральных судорог веймарской «микрополитики». Однако внутренняя пустота неудержимо разрасталась. Разве Бюр-гель не требует — в ненавязчивой, юмористической манере — само-замораживания субъектов? То, что Бюргель именует «великим зако­ном»,— это феномен волнового, колебательного движения, который он пытается проследить от электромагнитных и акустических колеба­ний до превращений, претерпеваемых человеческими культурами.

Гребень и ложбина волны неуклонно сменяют друг друга. Сначала вверх, затем глубоко вниз, снова подъем, снова спуск, и, наконец, волна тихо уходит в песок. Падает лист, время его закончилось, предназначение его исчерпано, он превращается в гумус, из которого вырастет новая жизнь...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актуальность прекрасного
Актуальность прекрасного

В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века — Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г.). Гадамер — глава одного из ведущих направлений современного философствования — герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе. Практически все работы, охватывающие период с 1943 по 1977 год, публикуются на русском языке впервые. Книга открывается Вступительным словом автора, написанным специально для данного издания.Рассчитана на философов, искусствоведов, а также на всех читателей, интересующихся проблемами теории и истории культуры.

Ганс Георг Гадамер

Философия
Основы метасатанизма. Часть I. Сорок правил метасатаниста
Основы метасатанизма. Часть I. Сорок правил метасатаниста

Хороший мне задали вопрос вчера. А как, собственно, я пришёл к сатанизму? Что побудило разумного (на первый взгляд) человека принять это маргинальное мировоззрение?Знаете, есть такое понятие, как «баланс». Когда зайцев становится слишком много, начинают размножаться волки и поедают зайцев. Когда зайцев становится слишком мало, на каждого зайца приходится много травы, и зайцы снова жиреют и плодятся. Природа следит, чтобы этот баланс был соблюдён.Какое-то время назад Природа, кто бы ни прятался за этим именем, позволила человеку стать царём зверей. И человек тут же начал изменять мир. Баланс пошатнулся. Человек потихоньку изобрёл арбалет, пенициллин, атомную бомбу. Время ускорилось. Я чувствую, что скоро мир станет совсем другим.Как жить смертному в этом мире, в мире, который сорвался в пике? Уйти в пещеру и молиться? Пытаться голыми руками остановить надвигающуюся лавину? Мокрыми ладошками есть хлеб под одеялом и радоваться своему существованию?Я вижу альтернативу. Это метасатанизм — наследник сатанизма. Время ускоряется с каждым месяцем. Приближается большая волна. Задача метасатаниста — не бороться с этой волной. Не ждать покорно её приближения. Задача метасатаниста — оседлать эту волну.http://fritzmorgen.livejournal.com/13562.html

Фриц Моисеевич Морген

Публицистика / Философия / Образование и наука / Документальное