Критская Телица

Во дворце полагалось пировать и веселиться лишь наутро после свадьбы — вполне разумный и весьма изящный обычай, но прочие критяне — виноградари, пастухи, мореходы, ремесленники, аристократы, обитатели деревянных лачуг и обладатели беломраморных вилл — праздновали напропалую.

Гудела великолепная Кидония, жужжали более скромные Фест и Кносс; мелкие города и поселки, рассыпанные по всему Криту, суетились и радовались.

Жители Кефтиу любили и со вкусом отмечали дни летнего и зимнего солнцестояния, посева и урожая, раздавленной грозди и молодого вина[13].

Усердно чтили частые Аписовы торжества. Охотно присоединялись к осевшим на острове ахеянам, дорийцам и пеласгам, которые то и дело воздавали почести своим языческим богам.

Также не упускали случая вместе с приезжими египтянами пропеть хвалебный гимн Амону, Тоту или Озирису, хотя чудовищная та-кеметская привычка наполнять чаши не соком виноградных лоз, а горьким ячменным пойлом вызывала искреннее и всеобщее недоумение.

Праздновать на острове любили и умели.

Но бракосочетание повелителей, да еще вкупе с восшествием на престол... О, это был особый, редкостный, из ряда вон выходящий повод!

Неисчислимые толпы слонялись по улицам, копились на площадях. Рябили и пестрели разноцветные, тщательно выстиранные ради светлого дня, отглаженные горячими булыжниками одежды. Каждую дверь держали нараспашку, близ каждого порога встречного и поперечного поджидали пузатые глиняные амфоры. Винные мехи блуждали по рукам, и нестройный довольный гомон час от часу креп и возрастал.

Там и сям сновали бродячие торговцы, чьи лотки наполнялись и пустели почти мгновенно. Ветер, дувший с моря, полоскал и трепал вывешенные в оконных проемах ленты, Закатывавшееся июньское солнце изукрасило небосклон пунцовыми, лимонными, зелеными и темно-синими красками.

На сотни ладов свистели флейты, выточенные из овечьих костей, бряцали тимпаны, звякали кимвалы, кое-где слышались проворные переборы кифар. Плясуны выкидывали немыслимые коленца, время от времени подкрепляясь добрым глотком.

Выпускаемые на волю птицы целыми стаями взмывали к вечерним облакам и кружили над городом, разминая ослабевшие в заточении крылья.

Тридцатилетний мастер Эпей, приплывший из далекой, полупустынной Аттики месяцев за восемь до этой удалой, безудержной гульбы, подыскал себе относительно тихое местечко и уселся прямо на прогретую землю, прислонившись плечами и затылком к шершавой стене одноэтажного дома.

Пористый, колкий песчаник впился в кожу даже сквозь толстую ткань и густые волосы. Но умелец обретался под умеренным хмельком, а посему не уделял особого внимания столь малозначащему неудобству.

Все работы в Кидонском дворце прервались на двое суток, и Эпей, трудившийся от зари до зари над усовершенствованием хитроумного фонтана, рассудил за благо дозволить себе полный и совершенный отдых. Он испросил разрешения у начальника стражи и отправился побродить по городу, а заодно проведать какой-нибудь уютный кабачок.

С надеждой на уют и покой пришлось распроститься довольно быстро. Повсюду грудились и горланили подгулявшие кидоны, подвыпившие греки, набравшиеся египтяне и нагрузившиеся этруски.

Эпей немедленно последовал их заманчивому, если не похвальному, примеру и за день опрокинул не менее дюжины объемистых кубков. Слонялся, дивился, оживленно судачил со случайными знакомцами, неторопливо шагал дальше. Целовал задорных, покладистых женщин, одна из которых даже пригласила заглянуть в тесную, однако весьма опрятную каморку.

В голове звенело, чего уже нельзя было сказать про кошелек.

Ночевать посреди незнакомой улицы Эпею отнюдь не улыбалось. Чтобы расположиться на постой у содержателя портовой харчевни, следовало придержать хоть несколько монет, а именно этого Эпей и не сделал. Являться же в изготовившийся к брачной церемонии дворец навеселе выглядело и невежливым и неразумным — и без того смотрят свысока, считают эллинским варваром...

Вот гарпии побери!

После долгого раздумья мастер осторожно встал и нетвердо поплелся к южной окраине. За нею, примерно в получасе ходьбы, начинались предгорья. А там, Эпей подметил уже давно, раскинулась обширная вековая роща.

— Выспимся на травке, подымемся бодрыми, — сообщил он самому себе, стукнувшись вовремя вытянутой ладонью о некстати подвернувшуюся стену — Лето в разгаре, теплынь до утра, даже роса не выпадает! Скоро доберемся, дружище! Ну-ка, щиты сомкнуть, копья склонить, боевым шагом — раз-два, раз-два...

Огибая галдящих гуляк, пошатываясь и выписывая неширокий зигзаг, умелец направлялся в избранную сторону.

* * *

Если томная придворная дама вкушала долгую, нежданно-негаданно затянувшуюся передышку, развлекая бывшего отрока, а ныне мужа Идоменея, игривой беседой, Ифтиме приходилось трудиться не покладая рук и не смыкая уст.

Элеане оставалось наблюдать и вскидывать брови.