Кривая империя. Книга 3

Вот 11 думных бояр думают. Думают они о том, кого из бояр служебных послать. Куда послать и на какую службу. Вся эта дума непрерывно подогревается действиями моего предка «кравчего» — разливальщика спиртных напитков. При этом совершается некое закономерное движение «окольничьих» около думского стола. Одни подходят долить, другие отходят с обратной целью. Во дворе грузятся кареты и телеги для отбывающих на смертный бой «служебных» бояр. Погрузкой боекомплекта распоряжается отдельный экспедитор — тоже кравчий. «Окольничие на службах» то и дело отрываются от сборов на войну со Швецией и подбегают к столу — ухватить чего-нибудь из закуски. Вот, небось, откуда происходит непонятный студенческому большинству термин «шведский стол»! Наконец, повестка дня исчерпана — до дна последней ендовы. Постельничие Головин и Татищев взбивают перины, «печатник» Никита Зотов шлепает Большую государеву печать на резолюцию, смахивающую на ресторанный счет, и зал заседаний пустеет. Самые стойкие из окольничьих выводят думных бояр под белы ручки в направлении перин. И только думные дьяки прибирают остатки «раздаточного материала», каждый по своей части: Украинцев — импортные продукты, Деревнин — дары родного сельского хозяйства, Виниус — сами понимаете.

И всё? Получается — всё! Ну, были еще, конечно, в правительстве какие-то секретари на побегушках, стряпчие при кормушках, подьячие при подушках. Но это не в счет. Настоящих, коренных кормильцев нам явно недоставало. Такое правительство сейчас еще смогло бы как-то править областью, краем, республичкой не из главных. И то, были бы у него очень низкие показатели. А управлять великой страной, при отсутствии нормальной связи? Нет, это невозможно.

Восполнить правительственный вакуум должна была нечеловеческая, болезненная энергия Императора. И он гонял своих алексашек по стране, решал сразу по нескольку проблем, горел неугасимым, истерическим огнем.

Святой Антихрист

Должна была прийти в голову нашему вождю и естественная мысль о единственности управления. Никто не должен был оставаться независимым в своем начальствовании. А сбоку царя все время обреталась православная наша церковь. Патриарх Московский, как мы помним, был чем-то вроде Папы Римского, и мог при случае повысить голос. А этого — при обычном похмелье — ох, как не хотелось.

И вот в 1700 году очередной патриарх Адриан благополучно отправляется к своему небесному начальнику с докладом. Перед этим он долго болеет, запускает дела, казна церковная разворовывается, и проч.

Петр принимает историческое решение «повременить с избранием нового патриарха». Немедленно распускается зловредная контора — патриарший приказ — коллектор кляуз и доносов о ересях, грехах, антихристовых деяниях Петра и его сподвижников. «Блюстителем патриаршего престола» назначается чужак — ученый украинский монах Стефан Яворский. Разрушается вся система церковной бюрократии, церковь решительно отжимается от мирских дел. В монастырях и епархиях проводятся повальные ревизии, собираются и подшиваются чемоданы компромата на монахов и попов. Вводится строгая дисциплина в женских монастырях — монахиням запрещается шляться где попало, и ночевать вне святых стен.

От этих ужасов народ наш православный заголосил на Петра истошно. Вот обобщенные результатаы этого «голосования», приводимые по «пытошным» бюллетеням.

Первый голос режется у анонимного Крестьянина: «Как его бог на царство послал, так и светлых дней не видали, тягота на мир, рубли да полтины, да подводы, отдыху нашей братьи крестьянству нет».

Крестьянина поддерживает, как ни странно, Сын боярский: «Какой он государь? Нашу братью всех выволок в службу, а людей наших и крестьян побрал в даточные, нигде от него не уйдешь, все распропали на плотах, и сам он ходит на службу, нигде его не убьют; как бы убили, так бы и служба минулась и черни бы легче было».

Жены крестьянские и солдатские (читай — вдовы) подтягивают дружным хором: «Какой он царь? Он крестьян разорил с домами, мужей наших побрал в солдаты, а нас с детьми осиротил и заставил плакать век».

Пауза. Вступает Холоп, зовет к террору: «Если он станет долго жить, он и всех нас переведет, я удивляюсь тому, что его по ся мест не уходят: ездит рано и поздно по ночам малолюдством и один, : сколько ему по Москве скакать, быть ему без головы».

Видение «Всадника-без-головы» поражает и восхищает массовку, она начинает наперебой выкрикивать глупости.

Монах: «Навешал государь стрельцов, что полтей: а уже ныне станет их солить».

Нищий: «Мироед! Весь мир переел, на него кутилку переводу нет, только переводит добрые головы».

Как мы видим, народ наш единогласен в своем приговоре — без противоречия в классах, сословиях, профессиях и полах. Анализ причин столь удручающего поведения царя тоже однозначен: «Государь ездил за море, возлюбил веру немецкую: будет то, что станут по средам и пятницам бельцы и старцы есть молоко». Перспективы греховной сытости почему-то особенно язвят душу россиянина. Среди других причин безумства государя называются:

1. Сожительство с Монсовой.