Кривая Империя. Книги 1-4

Астраханское начальство было к тому же уличено в язычестве. Верные люди подсмотрели, как бояре и офицеры снимают с головы волосы и одевают их на головы деревянных болванов, а потом — обратно на себя. Делается это не для того, чтоб парики не мялись — это отговорка, — а чтобы поганые мысли перетекали из голов начальства в головы истуканов и обратно. Такая вот телепатия.

В двадцатых числах июня на базаре стало доподлинно известно, что готовится указ о запрете православных свадеб на 7 лет. Теперь девок можно будет выдавать только за немцев или использовать произвольно. Баржи с немецкими женихами уже спускаются по Волге от Казани. Ржевский был бессилен опровергнуть этот гусарский тост…

Что делают европейцы, например, англичане при угрозе ущемления гражданских прав? Они сочиняют хартию, подают ее в Палату Общин, где такие же англичане…

— Да на кой черт нам ваши англичане? — прерывает меня некто озабоченный из астраханской толпы, — Вы нам скажите, что делают русские?

— Ну, русские, понятное дело, без всяких хартий лезут сопящей толпой к запретному продукту и хапают его впрок на год, на 7 лет, до скончания времен.

Так астраханцы и поступили. В ожидании барж и указа стали срочно играть свадьбы абы кого и лишь бы с кем. 29 июля в воскресенье было израсходовано более ста невест. Сто свадеб с полной выпивкой и частичной закуской закончились кровавой брачной ночью.

На наших полноводных свадьбах всегда находятся люди, которым к концу застолья и разлива все равно не хватает одной рюмки. Такие граждане самой глубокой ночью, при закрытых магазинах ухитряются сообразить на троих. 100 свадеб по 3 жаждущих, получается 300 человек…

Точно! — вот и Историк наш подтверждает, что 300 свадебных гостей в четвертом часу утра 30 июля вломились в астраханский Кремль. Караульный капитан с брежневской кличкой Малая Земля был «разбит о землю», порубили встречных немцев — всего 5 человек. Убили еще кое-каких немецких офицеров и чью-то немецкую жену, предрекавшую скорую мясную гастрономию в пост. Наконец, изловили и искололи копьем Ржевского. Затем избрали главарей, разослали грамоты, что настоящий царь замурован в столп в Стекольне, и объявили поход на Москву — посмотреть, что за тип правит вместо царя. К бунту присоединились Терек, Красный Яр, Черный Яр. Тут защитники законного брака совершили роковую ошибку. Они послали свой призыв на Дон. В принципе, Дон мог дать хороший жениховский резерв, но слать манифест нужно было бобылям и голытьбе по окраинным станицам. А наши астраханцы заслали сватов прямо в Черкасск. Там сидела казачья «старшина» — ярый оплот царизма на юге России. Это, собственно, было уже не казачество, а промосковская номенклатура. Донцы переловили астраханских посланцев, доложили в Москву о своем непременном служении и проч.

Войско Шереметева двинулось на Астрахань, но там успели покаяться, принести присягу царю, — какой он ни будь, — и послали в Москву 8 выборных с дарами и объяснительной запиской. В записке перечислялись все беды и обиды от местной власти. Царь возмутился изложенными фактами коррупции и помиловал челобитчиков. Но в Астрахани этого узнать не успели, Шереметева встретили огнем, он потерял убитыми 20 «женихов», 53 были ранены и к немедленному вступлению в брак не годились. За это Астрахань заплатила 365 мужиками (год был невисокосный), в том числе — новобрачными. Их забрали в Москву, колесовали, казнили, прикончили неумеренным членовредительством.

Тем же летом продолжилась кампания на западе. Петр пребывал у союзных поляков в Полоцке. Этот город, памятный садистской свадьбой Владимира и Рогнеды, подвигами великого волхва Всеслава, так и подбивал на безумства. Петр крепился. Видя его сдержанность, местные наглели. Один монах-униат стал открыто блажить против православных. Наши терпели. Перед отъездом к войску Петр решил осмотреть униатский собор и с малой свитой явился на службу. Его не пустили к алтарю как еретика. Петр стиснул зубы на грани истерики. Чтобы разрядить обстановку, спросил, чей это там красивый позолоченный образ?

— А это, — буркнули ему, — наш священномученик Иосафат Кунцевич, которого уморили ваши православные сволочи.

Тут смирение иссякло, Петр взялся за палаш, набежали униатские служки с дубинами, началась свалка и рубка прямо в церкви. Наши еле-еле одолели, порубали четверых иноверцев, повесили давешнего монаха-агитатора.

Ошарашенному населению немедля явилось видение, как на грозовом облаке выезжает Иисус Христос, в руках держит копьё и огненные стрелы и зловеще шипит небесным электричеством: «Время его за такое дело покарать!». Но сбоку на кружевном облачке подкатывает мать его Богородица и кое-как упрашивает сына пожалеть царя Петра, ну, хоть в последний раз.

Царя пожалели, зато русская армия Шереметева была разбита шведами в Курляндии. Петр бросился туда и взял Митаву, тамошнюю столицу.