Кривич

Версты через три лес стал светлеть. Андрюхино подразделение рвануло вперед, остальные дружинники так-же заторопили коней в предчувствии выезда из чужого леса.

На лесной опушке обнаружилось немалых размеров селение. Несмотря на обилие леса вокруг, стоявшие в нем избы были врыты в землю до половины срубов, подслеповатые, небольшие оконца затянуты бычьими пузырями. Рядом с избами находились амбары и скотные дворы, покрытые плоскими крышами, эти постройки едва поднимались над зеленью бурьяна, повсюду обильно росшего.

Вороп первым проскочил в найденное в лесной глуши селище, встретившее чужаков распахнутыми дверями покинутых изб и пустыми скотницами.

— Где же народ? — обернулся Монзырев к одному из своих начальников подразделений. — Не могли же их всех печенеги угнать. Что за хрень такая?

Словно услыхав его вопрос, к Монзыреву подскакал Замята.

— Есть живые, боярин! — выкрикнул он на скаку. — Там в березовой роще капище у них.

— Где?

— Да, за деревней же.

— Сотникам, распределить бойцов по селенью. Ну, поехали, глянем.

Соскочив с коня перед тропинкой, пролегавшей между красивых стройных берез, ровнехоньких как на подбор, Анатолий углубился в лес. За ним по пятам, следовал Мишка и еще полтора десятка воев. В воротах капища, рядом с двумя дружинниками, стоял худой, жилистый и длинный, как жердина, седой старик в белом, расшитом красными нитями, плаще, седая борода и усы его спускались пониже груди, глаза незнакомца выцвели, и их цвет определить было трудно. Старикан обеими руками опирался на посох напоминавший не то сучковатую палку, не то длинный корень неизвестной породы дерева.

Увидев подходившего Монзырева, старец слегка выправил свою сутулую фигуру, взгляд пристальный, колючий, несмотря на доброе лицо в глазах льдинки и вместо «здрасте» спросил:

— С чем пожаловал?

— А, вот мимо проезжал, гляжу, селище, заглянул — пустое. Может, думаю, печенеги пошалили уже. Ан, нет. Просто смерды ушли побросав свою рухлядь.

— Ну, положим не всю. Предупредили нас, вот и ушли все в лес, с собой скотину забрали, кое-какое добро.

— А, ты чего же?

— Не пристало мне, служителю богов, от поганых бегать.

— Кому твои родовичи поклоняются в первую голову?

— А, тебе зачем?

— Да так, из любопытства спросил.

— Из любопытства, да-а! Сами-то к кому прислонились, и вообще откуда будете?

— В пограничье живем, на реке Псел, а веруем в богов славянских — Сварога, Перуна да Велеса.

— Из Гордеева городца мы, — вставил Мишка свой алтын, стоя рядом с Монзыревым.

— Слыхал. Вестимир у вас волхвом. Зимой с ним виделись. Ну, заходите, коли свои. Богов почтите.

— Зайдем. Звать-то тебя как?

— Святогором.

— Ты смотри, прямо витязь былинный.

— И в княжеских гриднях в свое время хаживал.

Переступив черту ворот, Монзырев в сопровождении волхва и Мишки, оказался за частоколом капища. Дружинники, не став мешать своему боярину, остались за внешним забором. Первое, что увидел Анатолий, был высокий дубовый столб, потемневший от времени и непогоды; венчался он, подобием человеческой головы, грубо вытесанной топором. Земля под ним обильно полита почерневшей запекшейся кровью жертвенных животных. Рядом стояли идолы поменьше, такие же почерневшие со щелястыми лицами. Святогор глянув на озадаченное лицо Монзырева, пояснил:

— Велес!

Лицо боярина разгладилось в улыбке.

— О-о! Старый знакомец. Мишаня. Быстро вина сюда, три кружки и закусь, мухой!

— Сделаю, батька!

— Бегом!

Пацан выбежал из капища, словно за ним гнались вороги, своим видом чуть не напугал воинов, ожидающих вождя. Пробежал тропою в деревню, где стала на постой и отдыхала дружина.

Воинский стан расположился рядом с околицей, в нем не было шатров, не видно было и котлов для приготовления пищи. Дружина шла налегке. Воины нанизав разрубленное мясо на прутья, жарили его прямо на углях, каждый для себя, но не забыв и про своего боярина. Подбежав к своей лошади, юноша отвязал от седла бурдюк и котомку возимую всегда с собой. Окликнув неподалеку расположившихся родичей:

— Парни, там боярину кусок жареного мяса понадобился, богам в капище требу принести хочет. У кого готово уже?

— Иди, забирай, Михайло, — откликнулся один из десятников.

В это же время в самом святилище, Монзырев не обращая особого внимания на волхва, подошел к дубовому истукану поближе, заговорил с ним.

— Здрав будь, Велес Корович. Вот и свиделись. Спасибо за помощь.

Святогор не мешая общению с Высшим Богом священного места северян, молча стоял в стороне, ненавязчиво прислушиваясь к словам главы прибывшей дружины. Он отметил про себя какую-то неправильность в поведении чужака. Человек общался с богом, словно считал его равным себе.

Прибежал, запыхавшись от бега юнец.

— Вот! — протянул он бурдюк и, открыв котомку, выложил на тарелку лепешку, еще горячее мясо и сыр.

Монзырев сам извлек деревянную пробку из горловины бурдюка, налил в кружки пахучее ромейское вино, покромсал мясо и сыр ножом, подвинул тарелку со съестным чуру.

— Трапезу-то с нами разделишь? Или односторонне мне с тобой общаться прикажешь? — спросил, глядя вверх на вырубленные контуры деревянного лика божества.