Кривич

Дело пошло. Из бочек со стоялым, хмельным медом, извлекали деревянные затычки, Горбыль лично отмерял стопкой бабкино зелье, заливал его в горловины. Пробку забивали вновь. Купеческие работники и Сашкины бойцы, некоторое время катали бочку по земле, и только после этого грузили в телегу. Три бочки — телега готова к применению. Как раз на десятой телеге зелье и закончилось. Последняя кадушка осталась не заряженной, ее крайней загрузили для общего вида.

— Та-ак! Теперь выгоняйте караван за южные ворота. Остаетесь там. Сейчас боярыня еще пару возов с продовольствием туда же подошлет. Встретите.

— Сделаем, батька, — Кветан вместе с возничим, понукая лошадь, сдвинул с места первую телегу.

По округе раздался мерный скрип колес отъезжающего каравана.

— Спасибо, купец, расскажу боярыне о твоем бескорыстии.

— Да чего уж там…

— Скажу, а теперь прощевай, пора мне.

— Удачи, сотник!

По дороге в терем, Горбыль зашел в казарму. Велел построить за южными воротами всю сотню в пешем строю. Пятидесятники Первак и Лель, привычные к выходкам Горбыля, вопросов не задавали, бросились собирать людей и вооружать их при полной экипировке для боя.

Рассказав боярыне, что все готово к выходу, ответив на кучу заданных вопросов, Сашка поднялся на второй этаж. Заглянув в детскую, поманил рукой сына. Увидев улыбку на лице отца, Вовка подхватился на ноги, бросился к нему.

— Па-а! Я тебя жду-жду, а ты все не приходишь!

Подняв на руки свое дитя, Сашка нежно прижал его к груди, тихо прикрыл дверь. Погладил Владимира по гриве не стриженных, светлых волос, заглянул в глаза мальцу.

— Ну, извини, Вовка. Дел за гланды. Хочу с тобой побыть подольше, а дела не пускают.

— А ты гони эти дела прочь. Про меня тоже нельзя забывать, я ведь скучаю.

— Э-эх! Была бы наша мамка путевой, так, сколько бы проблем сразу решилось.

— Ничего-о, — Владимир прижал ладошки к папкиным щекам. — Ты не думай, тетя Люда и тетя Аня за мной присматривают, говорят, что я их сын полка.

— Во-во. Сирота при живых родителях.

— Ты у меня есть, и мамка, только она далеко. Пойдем, погуляем с тобой.

— Прости, Володька, не могу. Проститься пришел. Командировочка у меня тут образовалась. Вернусь, обязательно погуляем вдвоем.

— Когда уезжаешь? — насупился Вовка, его детское лицо сразу повзрослело.

— Уже.

— Что?

— Уже уезжаю, сынок, так получается, что враг у наших границ. Проучить его надо, чтоб не баловал.

— Тогда иди. Дядя Толя, тоже ворога воевать ушел.

— Все, сыночка, ты уж прости своего батяню, пора, — Сашка поцеловал Вовку в оба глаза, крепко прижал к груди.

Сердце забилось. Тревожно. Муторно на душе. Так не хотелось уходить из дому, но от Сашки уже ничего не зависело, необходимо было вести колонну, пусть даже и бился под ребрами его «вещун».

Отбросив суеверия, Горбыль поставил на пол своего парня, потрепал по волосам, сорвал с груди цепь с крестиком, сунул в маленькую ладошку.

— Тебе, Вовка, всяко память об отце будет. Иди, нам обоим пора.

— Пока, папа. Я буду ждать твоего возвращения.

— До свидания, сын.

Сашка не оглядываясь спустился по лестнице, зашел в оружейку, напялил на себя подклад, кольчугу, поверх которой надел разгрузку местного производства. Пораспихивал в карманы все свои «приблуды». Опоясался саблей, с полки прихватил арбалет и сумку с болтами.

«Пора!»

Перед самой дверью, на выходе из терема столкнулся с ожидавшей его Галкой.

— Чего ты, Галочка?

— До свиданья сказать вышла. Береги себя, Горбыль. Не вздумай там подставиться, лысая голова. Ты нам здесь нужен.

— Все будет тип-топ, первый раз, что ли? Бывай, здорова боярыня.

Колонна двинулась по дороге вдоль реки, солнце перевалило далеко за полдень. Впереди катились телеги, за телегами шли вои. В передовой дозор Сашка определил и отправил всего троих наворопников, не хотел, в случае чего, вспугнуть половцев. Чуть склонив голову, одними губами прошептал: «Господи, спаси и сохрани меня грешного», незаметно правой рукой, щепотью, положил крест на живот.

— Шире шаг! Подгоняй лошадей, плетутся как беременные тараканы. Впереди еще путь не близкий.

— 10-

Длинный, летний день, день первого месяца лета, истекал, растворяясь в окрашенном в бледно-красный цвет небе. Река по правую сторону от дороги нет-нет, да и показывалась за кустами и деревьями, на частенько поросших крутых склонах, обрывающихся к воде. Тогда с высокого берега можно рассмотреть и неширокую, медленно двигающуюся ленту воды, и пологий, песчаный противоположный берег, поросший камышом, аиром, низким и высоким кустарником, а за ним лес, редкий, прозрачный.