Кривич

— Слышь, военный? Неси службу бодро, ничем не отвлекаясь, не выпускай из рук оружие, ну и так далее по тексту, — выдал в ответ Сашка. — Русский офицер, трезвым, никогда в грязь мордой не падал. Ты нас не видел. Понял?

— Дак, чего ж не понять-то. Понял.

— Гыть! — Ухватили поудобней сомлевшего лешака собутыльники. Переступив черту ворот, Андрей загорланил, а Сашка подхватил песню:

— Черный ворон, что ж ты вьешься,
Над мое-ею головой.
Ты добы-ычу-у не полу-учишь,
Черный во-орон, я не твой…

А в это же самое время, со стороны восточной стены, к южным воротам, шла толпа женщин, впереди которых, совершенно голая повещалка тащила соху, опахивая крепость пресловутой межеводной чертой. Тетки все как одна, по традиции, тоже были навеселе, употребив до и во-время обрядового действа. За повещалкой шли, имея при себе помела бабы, кто-то с дубиной, кто с серпом. Шли в одних рубахах на голое тело с распущенными волосами, производя при перемещении невероятную какофонию шумов, для устрашения виртуального чудища, и тоже горланя песни:

— Смерть, ты коровья смерть!
Выходи из нашего села, из закутья, из двора.
В нашем дворе ходит Велес святой
Со копьем, со свечой, со горящей золой…

Все было бы ничего, если б наши алконавты вовремя заметили бы баб, но так уж случилось, что обе компании увидели друг друга практически одновременно, несмотря на шум и песни, находясь на удалении друг от друга, в двух десятках метров. Это при полной-то луне!

— Е-мое! Андрюха, гля ведьмы! — Указал Сашка пальцем на совершающих хадж женщин.

В ответ, завопила повещалка:

— А-а-а! Коровья смерть!

— Ты кого обозвала, корова безрогая? — Обиделся Сашка.

— Бей их, бабоньки! — Заверещали из толпы.

— Саня, делаем ноги!

— Ага. Проснись, Леха, — Сашка, пинком разбудил лешего. — Бежим, если жить хочешь.

Хочу задать нескромный вопрос. Вы когда-нибудь бегали дистанцию в три километра с рекордом олимпийского чемпиона, да еще в нетрезвом виде? Можете не отвечать. И так, знаю, что нет! А это потому, что за вами никогда не гналась толпа разъяренных пьяных женщин с дубьем и серпами. Если бы гналась, я вам отвечаю, результаты у вас были бы весьма внушительные. Вот и наша троица, умело отрезанная от ворот озверевшими верующими, не раз получивши дубиной по хребтине, все же оторвалась от женского кворума. Совершенно протрезвев, затерялась в сугробах леса.

— Ну, я же предупреждал! — Отдышавшись, выдавил леший, шапку он где-то посеял при беге.

— Хреново предупреждал. Надо было качественно объяснить, чем пахнет. Ну размялись, теперь и домой пробираться можно.

— А выпивка как же?

— Все, Леха, выпивка завтра. Все равно Андрюха закусь выбросил, когда линяли, чтоб бежать было легче. А мы не алкаши, чтоб без закуси водку жрать.

— А если не проскочим? Ведь забьют как мамонта.

— Не дрейфь, Андрюха. Разведку, так запросто, за хобот не возьмешь.

— Ну, вы и отморозки, как ты, Саня, говорить любишь. Что б я еще с вами, ночью за зеленым вином пошел, да не в жизнь! — Пожаловался леший.

Им повезло. Ночное приключение закончилось в теремной комнате. Троица друзей, в три глотки храпела, угревшись на лавках, источая убойный запах водочного перегара.

Морозное утро встречало ярким солнцем и безветренной погодой. Рядом со священной дубравой на площадке для празднеств, народу собралось много, яблоку негде упасть. Монзырев окинул собравшихся взглядом.

«А народу-то с детворой не меньше трех тысяч присутствует, а то и поболее будет, — отметил про себя. — Где же волхв?».

На тропинке из дубравы показался Вестимир, одетый в овчинный кожух, волосы на голове перехвачены полотняной тесьмой, держал в руке зажженный факел. За ним следовал Осташ, в прошлом атаман разбойников, бубном отбивая такт ходьбы. Рядом Славка, приложив к губам свирель, наигрывал под бубен незатейливый напев. Троицу сопровождали еще восемь человек, в такт, довольно громко, напевно выкрикивая:

   — Веле — Веле — Велесе го-о-ой!
   Веле — Веле — Велесе го-о-ой!
   Велесе есе го-о-ой!
   Велесе есе го-о-ой!

Подойдя к Монзыреву, находившемуся в центре образованного людьми огромного круга вместе с боярином Воистом, Галиной и Мишкой, стоявшими за ними, Вестимир поклонился поясно на четыре стороны света, для людей, для богов. Поклонился боярам и получив ответный поклон, пошел посолонь вдоль приготовленного под кострище места, березовые и дубовые чурки в котором были сложены колодцем. Обойдя кострище, остановился. Все это время Осташ со Славкой сопровождали его. Отдав факел одному из служек, Вестимир снова пошел по кругу, подняв руки с открытыми ладонями к небу, громко произнес слова сакраментального обращения: