Кривич

Люди занялись делами, отложить которые, было никак нельзя, раненым требовалась помощь, мертвым — упокоение, все это, несмотря на усталость, ложилось на плечи уцелевших.

Непокоренная крепость сама по себе представляла жуткую картину. На внешней и внутренней стороне валов, лежали сотни погибших людей и лошадей, ров был завален трупами, особенно много их было у северных ворот и у восточной стены. В крепостных стенах, утыканных стрелами, в некоторых местах предстояло менять обгоревшие стеновые бревна. Крыши над галереями, не обгорели только на южных воротах. Для начала, люди Мстислава сбрасывали за внешнюю сторону стен трупы кочевников, тем самым проводя очистку территории. В самом селище сгорело часть изб у западной и восточной стен, складской ангар и еще ряд хозяйственных построек.

Мимо Монзырева пробегала стайка ребятишек.

— Боярин, угощайся. Тетка Даромила приготовила, мы всех воев обходим, кормим, — бойкая с длинной русой косой девушка, сунула ему в руки одну из деревянных мисок, вторая сноровисто положила из ведра черпак каши, наверху которого оказался кусок мяса, совсем мелкая достала из холстины лепешку и подала ему.

— Спасибо, красавицы. Поклон Даромиле от меня передайте и благодарность.

— Передадим, — удаляясь, крикнули в ответ.

Только сейчас, поднося ко рту первую ложку каши, Монзырев почувствовал, как сильно он проголодался. Спокойно поесть ему помешал подбежавший от ворот Рагнар Рыжий. Его доклад об уничтожении ставки кочевников, перемежался очень знакомыми Монзыреву выражениями и словами из лексикона Горбыля: «Конь педальный, бык театральный», с предлогами «в» и «на». Доклад закончился не менее литературным предложением:

— Все, и картина маслом!

— Постой, постой, Рагнар. Я, конечно, понимаю, что общение с сотником Горбылем привнесло красок в знание русского языка, но можно ведь и попроще изъясняться?

— Так, я и говорю. Их князя, Белояр двумя стрелами в унитаз слил, а подручников его, мы как редиску пучками повязали. Что с ними делать прикажешь?

— А Стегги, что говорит?

— Стегги повезло, он уже пирует в дружине у Одина.

Лицо Монзырева омрачилось.

— Как это произошло?

— В бою, с оружием в руках. Хорошая смерть. Волки позорные на нас налетели… — дальше пошел весь арсенал Сашкиных крылатых выражений.

— Все, все, я понял. Давай-ка ты их в поруб пока, он, слава богам, не сгорел. Потом разбираться с ними будем.

— Я тебя понял, хевдинг.

— Постой. Сколько людей у тебя осталось?

— Двадцать восемь уцелело, есть раненые.

— Запрягай лошадей в телеги и со своими бойцами начинай с южных ворот вывозить двухсотых печенегов к реке. Снимай с них оружие, верхнюю одежду. Тела в реку. Хоронить врагов не будем, нынешним летом откормятся раки и рыба у нас на реке. И пленникам поруб отставить, пусть эти мудозвоны тоже потрудятся на общее благо.

— Не переживай, сделаем красиво, как в Одессе.

— Рыжий, ты хоть знаешь, где та Одесса?

— Сашка объяснял, только я не понял, но что сделаем красиво, не сомневайся.

«Надо что-то делать, пока не поздно, эти два лоботряса, мне весь люд своими погаными языками испортят. Уже половина поселка, погрязла в словах из их слэнга, и ведь никто не удивляется, откуда, что берется», — озабоченно подумал Монзырев.

— Толя, Толечка! — из вестимировского ангара, где содержались и сортировались раненые, выбежала простоволосая Галка с ребенком на руках, завернутым в пеленку. Увидав его, вцепилась словно клещами. — Живой, любимый мой.

Монзырев нежно обнял обеих, стараясь не придавить дочь.

— Галчонок, ну, ты чего? Живой, конечно живой. Что мне сделается?

— А говорили, что на северных много народа полегло. Я, ждала, ждала, а тебя все нет.

— Так, ведь сейчас работы-то как раз выше крыши. Копченых побили и жизнь продолжается.

— Ох, я так счастлива, спасибо богине Ладе, молила ее о тебе.

«Дурдом на колесах, славяне Сашку цитируют, словно Мао Цзедуна, а от наших девок вестимировщиной стало попахивать. Не, ну точно надо что-то делать».

— Ты, давай, иди с девчонками терем в порядок приводите, совещание-то мне проводить где-то надо, а у меня дел за гланды.

«Б…ский род, по-моему, и из меня горбылевщиной поперло».

— Андрей-то жив? — вспомнила об Ищенко Галина.

— А, что этому языковому террористу сделается? Коптит небо, все больше ненормативной лексикой.

— Ну, и слава богам!

— Иди уж.

До позднего вечера, Монзырев разгребался с делами в крепости и за ее пределами, принимая доклады и отдавая новые распоряжения. Погибшая старшина требовала замены, он тут же на ее место выдвигал тех, кто своим авторитетом мог заставить стронуться с места десятки неотложных дел. Главное в его положении, было приставить к делу подходящего человека, помочь ему советом при возникновении какой либо сложности.