- Влад! Мы позавчера документы в ЗАГС подали, помнишь?
- Да. Тем не менее я хочу услышать ответ.
У Даши затряслись плечи от беззвучного смеха. Кажется, подступала истерика. Диван, кольцо, предложение руки и сердца после подачи заявления. Все не как у людей.
- Да, я выйду за тебя! Должна же я внукам рассказать, как ты за мной ухаживал!
Глава 31, в которой повествование немного отматывается назад
Пары тянулись непозволительно долго. Монотонный голос преподавателя проходил сквозь сознание, не оседая в голове. Вероника отрешенно смотрела в окно, присутствуя на лекции лишь физически. Мысли ее витали далеко…Не успела улечься бурлившая в крови радость от выигранного дела, как снова обрыв - прокуратура подала апелляцию. И вновь растянулись дни, словно жвачка в жаркий день. Тягостное липкое ожидание нового решения. Было непонятно, есть ли смысл ходить в институт или это пустая трата времени, которое можно потратить на поиски работы. Устраиваться куда-либо на постоянной основе тоже не хотелось. Зачем? Чтобы потом отпрашиваться на суды. Мелких и нерегулярных заработков едва хватало на съем комнаты в коммуналке, скромную еду и дешевый алкоголь. Проблемы со сном и постоянные кошмары, начавшиеся летом, вылились в настоящую бессонницу. Таблетки без рецепта не продавали. Какой врач может помочь, Вероника не знала, да и не считала себя больной. Выход нашелся сам собой. Одна из однокурсниц позвала на день рождения. Ничего особенного: природа, шашлыки, домашнее вино. После праздника Вероника впервые спала ночью. Алкоголь решилась купить далеко не сразу. Казалось, стоит взять вот так, не для праздника, и остановиться будет невозможно. Но за первой покупкой последовала вторая, а один бокал превратился в бутылку. Спать стало легче, а вот просыпаться, напротив, сложнее. Каждое утро превратилось в пытку.
На Новый год Вероника получила лучший из подарков. Апелляционный суд оставил решение в силе. Радость, тем не менее, получилось смазанной. Мамонтов хуже самой назойливой мухи зудел идти искать работу. Со Станиславом все окончательно разладилось, и это тоже тяготило. Дело в том, что друг услышал разговор с опекуном Яны на крыльце районного суда.
«Это правда?» - спросил он. И взгляд из мягкого и задумчивого сделался пытливым, цепким.
«Понятия не имею, – Вероника беспечно пожала плечами, — просто у него такой фейс был, что сильно захотелось спесь сбить. Ты его рожу после того, как я его обломала слегка, видел? Смущение, испуг. Значит, не без греха. Гуляет от своей благоверной так, что пыль столбом. Вполне мог такую же дурочку, как я, подцепить и даже не помнить об этом».
Стас, однако, шутку не оценил.
«Если тебе больно, то это совершенно не значит, что следует жалить других».
Вероника закатила глаза. После выигранного дела по телу разлилась злая веселость. Казалось море по колено.
«Слушай, давай ты не будешь читать мне нотации, и мы сходим куда-нибудь отпраздновать».
Стас повел ее тогда в кафе, но весь вечер молчал и думал о чем-то своем. На вопросы отвечал через раз и невпопад, а после проводил Веронику домой и просто уехал. Они еще переписывались какое-то время, но вяло. Темы разговора умирали, так и не возникнув.
В один из вечеров, когда бутылка вина показала дно, Вероника решила признаться Стасу в чувствах. Вылила на него весь шквал своих страхов, переживаний, эмоций, а под конец призналась в любви. В ответ прилетел вопрос:
«Ты что, пьяная?»
Это не было бы так обидно, не будь правдой. «Иди к черту!» - написала в ответ и отшвырнула от себя телефон.
Наутро ей было стыдно настолько, что она удалила всю переписку и решила больше со Стасом не общаться. В глубине души, конечно, ждала, что он напишет сам, извинится, но мужчина молчал.
К февралю возобновили дело по алиментам и лишению родительских прав. Никто из присутствующих на процессе не желал больше тянуть, и решение вынесли в тот же день. Единственное, что сделал Мамонтов, - добился взыскания алиментов в половину прожиточного минимума. Но все равно, когда в решении озвучили сумму, которая набежала с осени, у Вероники зашевелились волосы на голове.
«А я вам говорил устроиться официально. Взыскивали бы одну четвертую от белой зарплаты, всяко меньше было бы, чем так».
«Я ж не знала! А можно на работу устроиться и на пересмотр подать?»
«Подать что угодно можно, а вот удовлетворят вряд ли. Не любят судьи ухудшать материальное положение ребенка!»
«Да не ухудшится оно от пары тыщ! Вы видели машину опекуна?! Он точно не последние подошвы варит и ест! А я с голоду так сдохну!» Злые слезы полились сами собой. Мамонтов покачал головой, собрал документы в портфель, попрощался и ушел. Он мог бы посоветовать Веронике перестать считать чужие деньги и взяться за ум. Не смотреть на чужие достижения и решить свои проблемы. Мог бы, но не стал. Ему не платили за советы.