— Значит, так, слушайте сюда. Вот вам гаечный ключ. Без пяти двенадцать товарищ Утятьев звонит на центральный пункт, а вы спускаетесь сюда. Ровно в двенадцать мои часы дают свисток. И вы сразу стучите по батарее, вот так, — часовщик подошел к стене и крепко стукнул разводным ключом по некрашеной, ржавой батарее отопления, и гул пошел, наверно, по всему особняку, жарко натопленному стараниями писателя Кости. — Тогда товарищ Утятьев говорит в телефон, что ровно двенадцать, и те мазурики на центральном пункте переводят свои часы.
— Все ясно, — сказал я.
— Погодите, еще не всё. Вот смотрите, сейчас работает левый баллон. Когда стрелка упадет до красной метки, вы откручиваете кран у правого баллона. И только потом, слышите, только потом закручиваете левый. Потом отвинчиваете гайку вот этим ключом и ставите пустой баллон вон в тот угол. А в этом углу, видите, стоят полные баллоны. Присоединяете полный баллон — и можете смело гулять, нюхать цветы, ухаживать за девушками…
Дверь приоткрылась, и в помещение всунулась лохматая Костина голова с папироской в углу рта.
— Вы чего стучали? — полюбопытствовала голова.
— Немедленно погасите цигарку!! — вскричал истошным голосом Хаим Залманыч. — Вы что, сдурели? Сколько можно говорить, ей-Богу… Или вам уже мало одного Чернобыля?!
— Пардон, — сказал Костя, кидая через плечо папироску в паскудную лужу на полу. — Я говорю, Утятьев спрашивает, почему по батарее стучали.
— Неужели трудно было догадаться? Просто я показывал молодому человеку, как стучать по батарее.
— Понятно, — истопник закрыл дверь.
— Ф-фух, — произнес Хаим Залманыч, массируя живот в области сердца. — Однажды этот босяк загонит меня в гроб со своими цигарками. Надеюсь, вы не будете здесь курить?
— Нет, я некурящий.
— Слава Богу, я же говорил, сразу видно настоящего интеллигентного человека. Ну что я вам еще могу показать? Кажется, всё.
— А куда вытяжка уходит? — спросил я, показывая на трубу.
— Тут раньше была мастерская, — сообщил Хаим Залманыч. — Вот здесь стоял кузнечный горн. А там, в стене, остался дымоход.
— Что ж, спасибо, я всё уяснил. Только извините за любопытство, Хаим Залманыч, а как вам пришла в голову идея сделать водородные часы?
— Мне пришла в голову идея? — переспросил часовщик. — Ну уж нет, я идеями не занимаюсь, вот еще. У нас в городе, молодой человек, идеями занимаются очень специальные люди. Зато они знают, кто у нас в городе лучший часовщик.
Выдержав горделивую паузу, он продолжил.
— Однажды меня вызывают в комитет партии. Ну, я собрал инструменты в чемоданчик и прихожу. А там сидит очень интеллигентный человек в хорошем кабинете и спрашивает, что я знаю о водородных часах. Я говорю, если они поломались, давайте их сюда, о чем разговор. Оказывается, нет. Оказывается, товарищ Кирпичов прочитал в центральной газете, что самые точные часы в мире — это водородные. И вот, не мог бы я соорудить им такие часы. Короче говоря, дали мне в помощь двух слесарей шестого разряда, между нами говоря, очень интеллигентные оказались люди, и мы за месяц сварганили вот эти водородные часы. Скажу вам по большому секрету, хорошо еще, что нам не заказали водяные. Потому что с водой у нас в городе одни сплошные вечные перебои, прямо кошмар… Ну вот, меня сюда назначили смотрителем при часах. Это ж не служба, а сплошное удовольствие. Знаете, как говорится, если бы я был царь, я бы еще немножечко шил, для себя. И если вы случайно умеете работать по антикварным часам, я вам, так и быть, передам свою клиентуру…
— Спасибо, не надо. Она вам, наверно, самому нужна.
— Мне? Нужна? — Хаим Залманыч скривился. — Вы знаете, мне здесь больше никто не нужен. И я тоже не нужен никому. Сами посудите, ну кому нужен старый еврей? Он никому не нужен, даже самому себе. Может быть, он нужен Богу? И это навряд ли, иначе Бог давно забрал бы его на небо. Я так думал, я был очень нужен ОВИРу, потому что мне никак не хотели давать визу, ну просто никак. Но за меня очень сильно просили, очень сильно. Мой Ицик, это мой сын, он очень хорошо постарался, у него большие связи. За меня просили и Рональд Рейган, и Маргарет Тэтчер, дай ей Бог здоровья, и этот, канцлер, как его… Забыл фамилию, тоже хороший человек, дай ему Бог здоровья. Просили, да… И теперь мне разрешили уехать.
— Как же так? — растерялся я. — Уезжаете именно теперь, когда такие перемены… Когда стало так интересно жить…
— Э, молодой человек, — часовщик махнул рукой, — я всю жизнь жил интересно, даже слишком, а теперь, на старости лет, я хочу наконец пожить спокойно. И если я еще кому-то нужен на свете, так это моему сыну Ицику. Вы знаете, он живет в Торонто, у него там трехэтажный домик. Моя внучка говорит по-английски, и это там никого не удивляет. В Торонто каждый босяк говорит по-английски. Я хочу жить вместе со своим сыном, со своей внучкой и со своей невесткой, дай ей Бог здоровья. Только и всего. Мне уже намекали, что я бросаю Родину в трудный момент, что я чуть ли не предатель… Не знаю, не знаю. Посмотрите на меня, разве так выглядят предатели? Разве я похож?..
— Нет, что вы, ничуть.