Кривоград, или часы, по которым кремлёвские сверяют

— Ну вот. К тому же я честно заплатил пятьсот рублей за отказ от гражданства. Какие могут быть ко мне претензии? Это же смешно. Когда я получал это гражданство, мне никто не заплатил ни гроша. А теперь, когда я его возвращаю, с меня требуют такие большие деньги впридачу. Ладно, я не бедный и не жадный, но только тут что-то не так. Вы не согласны?

— Да как вам сказать… Вообще-то я не очень в курсе. Насчет прописки я теперь кое-как разбираюсь, а вот насчет гражданства… Тут я не специалист.

— Боже ж мой, ну что ж тут такого особенного надо понимать! — воскликнул Хаим Залманыч. — Вот вы послушайте сюда, я вам живенько всё расскажу. Знаете, ведь я родился еще до последней войны, в Польше, в городе Краковце. Знаете такой?

— Краков — знаю.

— Ой, ну что вы со своим Краковом, это же совсем не то. Я вам говорю, Краковец, теперь эта местность называется Львовщина. Так вот, я родился в Краковце и стал, конечно, польским гражданином, сразу, как только родился. И никому ничего за это я не платил, и мне тоже никто ничего не платил. Заметьте себе этот момент и едем дальше. Тут началась война, и в Краковец пришли немцы. Я-то был еще маленький, а вот взрослые евреи очень забеспокоились. Но через несколько дней немцы отступили, и в Краковец вошли русские. Понимаете?

— Ничего не понимаю, — опешил я. — Какие несколько дней? Война шла почти четыре года…

— Ай, да что вы мне будете говорить. Я был тогда маленький еврейский мальчик, но я очень хорошо помню, как Сталин и Гитлер поделили Европу. В тридцать девятом году немцы напали на Польшу, а русские вошли в нее с востока. Потом оказалось, что немцы оккупировали слишком много, даже то, что причиталось русским. И Гитлер велел своим войскам немножечко отступить.

— Что вы говорите, — изумился я. — В первый раз слышу… Извините, а вы, случайно, ничего не путаете?

— Я ничего не путаю, — возразил Хаим Залманыч. — Мне ничего не надо специально путать, мне за это денег не платят. Поэтому я говорю всё, как было.

— Бога ради, вы не обижайтесь. Просто я действительно в первый раз об этом слышу.

— Можно подумать, вы кого-нибудь спрашивали, — проворчал старый часовщик. — Так вот, я потерял тогда свое польское гражданство и получил советское. Думаете, мне тогда заплатили хоть копейку? Пхе! Или я кому-нибудь платил? Или мой папа? Нет, нет и еще раз нет. А теперь вдруг оказывается, что я должен государству пятьсот рублей. Ладно, я заплатил, мне было неохота лишний раз скандалить, но я хотел бы знать, за что с меня взяли деньги. Если вам что-то дают бесплатно, а потом берут обратно с доплатой, это какой-то странный гешефт. А? Как вы думаете?

— Вы знаете, — сказал я, — очень трудно обсуждать этот вопрос, пока не откроют доступа в архивы. Вот будут опубликованы документы, тогда можно будет во всем разобраться.

— Интересные вещи вы говорите, — фыркнул Хаим Залманыч. — А вот мой папа сразу во всем разобрался, безо всяких архивов, хотя он был обыкновенный простой сапожник. Он сразу сказал, что добром это не кончится и надо ехать подальше от этой новой границы. Тогда, в тридцать девятом, многие евреи в Краковце прямо с ума посходили. Они хотели перейти в ту часть Польши, которая досталась немцам, и давали хорошие деньги, чтобы им позволили перебраться через границу на ту сторону. Да-да, представьте, они все рехнулись и лезли прямо к Гитлеру в пасть. А мои родители собрали монатки, и мы всей семьей поехали на восток. Мой папа оказался умнее Сталина, вот за это ему потом досталось. Никто не любит людей умнее себя, тем более евреев.

Он достал из кармана платок и звучно высморкался.

— Моего бедного папу в сороковом году арестовал НКВД, за антигитлеровскую пропаганду. Да-да, не делайте такое удивленное лицо. Вы еще молодой человек, вы многого не знаете. Потом папу оформили как английского шпиона, хотя какой уважающий себя шпион станет болтать попусту всякую пропаганду? А в сорок втором году папа умер в концлагере с голоду. Интересно, при чем тут архивы, и какие вам еще нужны архивы…

— Я что-то не понимаю. Если его арестовало НКВД, как он попал в концлагерь?

— А что, по-вашему, концлагеря были только у немцев?

В наступившей тишине стало слышно, как попшикивают водородные часы, а за стеной, в котельной, истопник Костя с натужным хаканьем рубит дрова.

И вдруг я понял всё. Мгновенное озарение вспыхнуло в моем мозгу.

Наконец-то я вспомнил, чем занимался в научно-исследовательском институте. Мы с коллегами искали Альтернативную Вселенную. Мы хотели найти ее и наладить контакты с ее обитателями.

Насколько я теперь могу судить, это неслыханно важная задача. Видимо, нам предстояло узнать, как идут дела в Альтернативной Вселенной, построен ли там развитой социализм и нуждается ли он уже в перестройке. Мы могли бы организовать регулярный обмен опытом, потому что монополии на истину нет ни у кого, даже у Альтернативной Вселенной. И еще мы помогли бы им наладить перестройку, если она там идет куда-нибудь не туда.