Кривой четверг

Как же удивилась Света, когда однажды, открыв им дверь, Виктор Георгиевич буркнул что-то сквозь зубы, ушёл к себе в комнату и закрылся на ключ, а Нелли Яковлевну они увидели на кухне. Перед ней стояла бутылка вина. Не обращая внимания на девочек, Нелли Яковлевна продолжала играть на гитаре, с особенной силой дергая струны, когда из груди вырывались рыдания, или, наоборот, рыдания с особенной силой рвались тогда, когда она дергала струны.

Те опустившиеся люди, которых Света видела в пивнушках, те собутыльники, с которыми, особенно в последнее время, выпивали ее родители, вызвало убеждение, что пьянство — участь необразованных, темных людей, у которых нет ни семьи, ни работы. И поэтому они, словно мусор, застревали на любом перекате, у любого препятствия, что встречалось на пути. Но тут... Нелли Яковлевна, такая красивая, с такой прической, музыкант — и вдруг... красное вино, липкие круги на клеенке от бутылки и стакана и такие же липкие, круто загнутые вверх полоски в углах рта, которые придавали лицу выражение неестественного, насильственного веселья.

Было в позе Нелли Яковлевны, в игре на гитаре, бутылке с яркой этикеткой что-то от кино, где всегда пьют красивее, чем в жизни. Но тут Виктор Георгиевич, щелкнув замком, прошел из своей комнаты в туалет. Нелли Яковлевна выкрикнула: «У, нежить бледная! Сгинь с глаз долой! — и захохотала, довольная шуткой, потом ударила по гитаре, так что она загудела, как ветер в трубе, и запела: — Только многа и многа напо-о-омнит…» Её взгляд как неприкаянный блуждал по комнате; порывистые движения, словно ее кто-то дергал за ниточку, чересчур громкие выкрики — все это, как бывало дома, опять вызвало странное ощущение, вроде в кухне сидит совсем не тот человек, какого знала Света. Словно Нелли Яковлевну подменили. Бесшабашный разгул и безнаказанная свобода — стихии непонятные и чуждые Свете — пугали уже тем только, что их логику нельзя предсказать. Они вызывали неясный страх, столь же непонятный, как и страх темноты.

«Да что ты озираешься?! Пьяных, что ли, не видела?» — с презрительным видом мотнув головой в сторону кухни, спросила Вика. Хмыкнув, она объяснила Свете, что отцу нельзя развестись с Нелли Яковлевной «из-за работы», и он должен все терпеть.

Вика при этом засмеялась, намекнув, что ей такое положение вещей очень нравится, потому что каждый из родителей переманивает на свою сторону, а это выгодно. Вот откуда у неё много карманных денег и самые модные вещи, которые отец и мать наперебой покупают. Вика говорила небрежно, высокомерно вскинув голову, чтобы Света и не подумала, что она нуждается в сочувствии. Но все же Света угадала, уловила в ней и свою собственную боль, поняла, почему Вика так осторожно приглашала ее к себе — и вот только сегодня промахнулась. Света сделала вид, что она живет вполне благополучно, а затруднение с квартирой, куда она пока не может пригласить Вику, — недоразумение, которое отец должен уладить. Именно поэтому они снимают квартиру, а не покупают себе дом. Сначала Свете было неловко, что она сказала полуправду Вике, а потом похвалила себя за это. Вика оказалась большой насмешницей и, где могла, кого могла, старалась поставить на место, уязвить. Только по отношению к Свете она была мягче и ровнее, чем к другим.

Благодаря новой подруге противоречивые, смутные, идущие вразброд чувства к родителям обрели, наконец, форму. Нынешнее отношение освобождало Свету от зависимости, от сознания связей с ними, которые угнетали раньше. Теперь как человек, которого совершенно ни за что приговорили — игра природы и случая — к долгому сроку наказания, облегченно вздохнула, увидев свет свободы. Перенесённые страдания — поняла Света — дают ей особые права: право на расплату.

И если каким-то образом тонкие ниточки связей еще тянулись к родителям, то удерживала их только память, воспоминания детства, когда отец и мать так много значили, когда у неё было то, что называется семьей. Но тем хуже для них, если они сами не хотят ничего сделать для того, чтобы сохранить семью. Пусть себе спиваются, если им это нравится, лишь бы присылали некоторое время деньги, пока она окончательно не встанет на ноги. И Света старательно изгоняла прошлое из памяти, его место должны были занять картины будущего, где она — хозяйка своей жизни — устроит все так, как ей представлялось правильным, истинным.

В ее квартире не будет ничего лишнего, все подобрано со вкусом: широкая тахта, кресло, торшер, как у Вики, треугольный столик, которые стали входить в моду, занавески на кольцах и стеллажи вместо этажерки или книжного шкафа.

Забравшись с ногами в кресло и накинув на ноги клетчатый плед, при свете торшера она будет читать в подлиннике Ремарка, слушать музыку. Она купит себе такой же, как у Вики, магнитофон «Яуза» и запишет на пленку все песни Булата Окуджавы, а некоторые, свои любимые, как «Ваше величество, женщина» или «По смоленской дороге», запишет на особую пленку, отдельно, по нескольку раз, чтобы не надо было перекручивать.