Криворожское знамя

Минна вышла в коридор и переждала, пока все кончится. Громко топая, солдаты вышли на улицу. Долговязые парни не обратили внимания на старую женщину.

Офицеры из подтянувшихся тылов не были вояками, однако они гораздо лучше ориентировались в местных делах, чем капитан Уорчестер. К их приходу услужливый переводчик успел собрать кучу сведений. Источники их были различные, но суть — одна. Тем не менее люди, от которых он надеялся получить точную информацию, не рассказали ничего. Так они поступали всегда.

Как стало известно, офицеры испытывали чувство досады и недовольства из-за того, что по имеющимся у них данным в Гербштедте существует ячейка коммунистов, сгруппировавшаяся вокруг какого-то знамени, овеянного чуть ли не легендарной славой. Майор, представлявший отныне в Гербштедте военную администрацию Эйзенхауэра, не гнушался гестаповскими приемчиками, чтобы заполучить это знамя.

Брозовская посмеивалась над его попытками. Американец не овладел еще в полной мере мастерством гестаповцев и терпел неудачу. Его назойливые посещения заставляли Отто каждый раз прятаться.

Спутник майора, черноволосый охотник за сувенирами, тоже в майорском звании, был более сведущ в гестаповской методике. Он говорил по-немецки как человек, который был бы рад забыть родину своих предков. Он счел своим долгом защищать Штаты и двинулся из Америки в Европу, на войну, лишь потому, что его дед несколько десятков лет назад отправился из Европы в Штаты и там разбогател. Вернее говоря, майор двинулся не на войну, а вслед за войной. Отто в разговоре с матерью сформулировал это весьма точно: «Майор завоевывает свое за линией фронта. Он неплохо овладел этим способом ведения войны».

— Нам говорили, что вы никогда не уступаете. Вам придется уступить!

— Это зависит не от вас. — Минна даже не встала, когда вошли офицеры. С каждым днем она чувствовала себя увереннее. Восьмого мая гитлеровская Германия капитулировала. Где ж они теперь, палачи со своими фюрерами? Уступить… Ей уступить им?

— Разве вы не знаете, что надо встать, когда с вами разговаривает офицер американской армии?

Минна взглянула в его расплывшееся лицо и осталась сидеть.

— В этих четырех стенах я сама решаю, что мне делать. Другие вольны тут решать, только применив силу.

Человек в мундире американской армии покраснел. Уходя, он пригрозил Минне.

После него приходили другие. Они были осведомлены несколько больше.

— Вы говорите, что люди, которые вам рассказали об этом, антифашисты?.. Это антифашисты в кавычках, понимаете? Такие, как ваш новый бургомистр.

Брозовская говорила без обиняков. Капитан оставался непоколебим. Он был коммерсантом и кое-что понимал в торговле.

— Знамя из России, слышите, нам сказали.

— Позовите сюда тех, кто вам это сказал. Я хотела бы посмотреть на них.

Капитан стал маневрировать.

— Фрау Брозовская, мы же союзники Красной Армии. Для нас было бы большой честью…

— Вы американский коммунист?

Лицо у капитана сморщилось. Его лоб пересекла глубокая складка. Он поправил портупею и одернул мундир.

— Вы разговариваете с офицером оккупационных властей!

— Если вам угодно, я могу и молчать.

Соседи, которые двенадцать лет не заглядывали к Брозовским, уговаривали Минну уступить. Каждый день кто-нибудь совался со своими советами. Вчерашние нацисты думали, что за счет знамени они спасут город. Точь-в-точь как думали некоторые, когда знамя требовал Альвенслебен.

Но самое невероятное пришлось пережить Минне пятнадцатого мая. В этот день Отто привез домой жену. Вечером они сидели и пили кофе с печеньем. Жена Отто постаралась, и печенье удалось на славу. Шестилетний Вальтер — его дядя Вальтер, которого малыш еще не видел, настоял, чтобы племянника назвали Вальтером, — прыгал вокруг отца. Съест кусок печенья и снова скачет. Значит, вот какой у него папа. Его он тоже не знал. Но это папа, он сразу почувствовал. И мама и бабушка сказали, что это папа. Мама даже поцеловала его и заплакала…

Внезапно постучали в дверь. Отто сразу исчез. Мальчик бросился за отцом.

— И я с тобой!

— Постой! — Минна крепко ухватила малыша за руку. Такой он бабушку еще ни разу не видел.

Лизбет, открыв дверь, вернулась в комнату, поджав губы. За ней шла Ольга Бинерт.

У Минны застучало в висках; она машинально взяла со стола блюдо с печеньем и убрала в буфет.

— Я пришла просить прощения. Что было — то было. Каждый расплачивается за свою вину. Мы тоже дорого заплатили. У вашего ребенка есть, по крайней мере, отец…

Минна закашлялась, лицо ее сделалось фиолетовым. Этого она не выдержит. Нет, не выдержит. Что говорит эта женщина?

— Соседям нужно держаться вместе. Особенно в такое время. Вы должны быть уступчивее. Каждый должен чуточку уступить…

Минна хотела что-то сказать, но язык не повиновался ей.

— Если американцам нужно это знамя, отдайте им его. Вам от этого будет только польза. Ведь они совсем не такие…

Неожиданно в комнату вошел Отто, белый как мел.

— Вам лучше убраться отсюда, — тихо сказал он. Его трясло от гнева.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ