Кризис

К: Видите ли, наша теория состоит в том, что другая сторона собирается начать очень сильную атаку в течение следующих одного или двух дней, и тогда у нас будет еще одна серьезная проблема, с которой нужно будет бороться, и мы хотели бы сдерживать военные действия, насколько это реально, дать возможность действовать дипломатии. Я имею в виду, что Вы определенно изложили свое мнение, о котором Вы уже красноречиво говорили мне, о невыносимой природе ситуации.

З: Ситуация для нас действительно невыносима. Неоднократно говорилось, что это египетская земля. Никто не может [неразборчиво]. Водный канал обеспечил Израилю безопасность, и поэтому как они могут лишиться этой безопасности?

К: Нет, я думаю, что во многих отношениях это была очень эффективная операция.

З: Там нет безопасности. Безопасность возможна только при согласии на сосуществование.

К: У меня, к сожалению, нет конкретного плана, господин министр иностранных дел, но я действительно считаю, что Вы сделали очень [хорошее замечание]. Сегодняшние события выявили определенные сильные стороны, а теперь вопрос состоит в том, как перейти отсюда к какому-то положительному результату, а не к расширению войны, которое в итоге могло бы обратить вспять многое из того, что произошло.

З: Я бы хотел, чтобы Каир… я бы сделал что-либо. Меня не очень волнует война или все такое.

К: Послушайте, я действительно… вчера Вы убедили меня, очень, в своих серьезных намерениях и доброй воле.

З: В любом краю мира самое важное – как обрести покой.

К: Я не могу с этим не согласиться.

З: Теперь вопрос, что я могу предложить? Вернуться на старые позиции, чтобы установить [линию] вчерашнего дня? Не думаю, что могу даже прошептать это.

К: Предположим, что это произойдет через день или два, так или иначе.

…

З: Да. Так что я думаю, что если не будет никакой дополнительной помощи откуда-либо, мы сможем защитить то, что у нас есть, в меру наших возможностей, но сейчас есть момент, когда этот вопрос безопасности был переоценен и, наверное, нет никакой защиты. Мы можем сказать это сейчас и начать что-то выпрашивать, возможно что-то делать.

К: Это я понимаю, и с этой точки зрения, если мы сейчас проявим государственную мудрость, из всего этого может проявиться что-то положительное. Если это будет сделано каким-то конкретным и практическим образом. Вот почему я позвонил, верьте: я действительно не знаю. Я просто хотел, чтобы Вы знали, что я открыт для обсуждения и что мы не выстроились в очередь, чтобы создавать трудности.

З: Ну, я надеюсь, что нет, потому что в этом нет ничего хорошего, ни для кого.

К: Но дело в том, что вопрос теперь идет в Генеральную Ассамблею.

З: Я не обращусь к Генеральной Ассамблее. Тут какая-то ошибка. Я всего лишь хотел передать ноту в Генеральную Ассамблею, которую я передал им сегодня. В понедельник собираюсь снова передать [ноту], и на этом все. Мы не хотим дебатов в Генеральной Ассамблее.

К: Вы не хотите дебатов?

З: Нет.

К: Ну, это недоразумение. Я думал, что Вы этого хотите.

З: Нет. Я не хочу до ноября, чтобы дать Вам шанс. Что я должен был сделать, так это прочитать письмо, которое я передал сегодня председателю [Генеральной Ассамблеи] как заявление относительно того, что произошло, и сесть и послушать других выступающих – по их усмотрению. Поскольку сегодня заседания не было, я [откладывал] любое требование или просьбу о проведении дебатов. Я знаю, что радио говорит другое, но надеюсь, Вы смотрите [неразборчиво]. Но я не просил начать прения и даже не ставил вопрос. Если это поможет. Но это кое-что [неразборчиво]. Спросите их, какова будет очередность, это важнее.

К: Теперь предположим, что Вы знаете, что мы сказали, что дадим такую возможность. Как мы можем остановить боевые действия сейчас?

З: Я действительно не знаю. Вы так далеко. Вы можете сохранять хладнокровие, Вы можете говорить мне, о чем подумать, и я планирую сесть на самолет завтра утром, чтобы встретиться с президентом [Садатом], а затем вернуться. Я сделаю все, потому что искренне верю, что все войны как минимум заканчиваются своего рода миром, а мир – это именно то, что мы хотим. В этом плане, я думаю, у нас есть взаимопонимание, Вы неоднократно говорили об этом.

К: Вы объяснили мне это в пятницу.

З: Да, и это было сказано до того, как Вы сможете четко сказать, а, возможно, Вы не можете этого сказать, но это [является] фактом. Так что, если мы можем получить какую-либо поддержку в отношении какого-либо одобрения этого со стороны Америки, например Вы можете [неразборчиво] ясно думать, что [неясно] во всех государствах сохраняется вознаграждение за вознаграждение. Что-то вроде этого. Я говорю не за себя. Не знаю, можете ли Вы подумать об этом до завтра, и мы перезвоним Вам еще раз и посмотрим, что можно сделать.

К: Позвольте мне подумать об этом сегодня вечером, и я позвоню Вам завтра.

…