Кризис

Когда на квартал спускается темнота, на мексиканском ресторане зажигается подмигивающая, нудно звенящая неоновыми трубками надпись: «Don Pueblo». Проезжая мимо нее в течение последних двух лет, я явственно наблюдаю неведомые аборигенам, но крайне ощутимые для меня, зловещие признаки грядущего в скором будущем Общего Кризиса Капитализма. Надпись постепенно гаснет. В прошлом году перегорел «Дон». На прошлой неделе наконец выключилось гордое мексикано-испанско-латинское «Р» с игривыми завитушками. Что осталось – то осталось. Забавно, но подмигивающие красные неоновые буквы действуют безотказно: они повышают мой жизненный тонус, вселяя уверенность в завтрашнем дне, и укрепляя ощущение того, что жизнь прожита не напрасно.

При солнечном свете оптимизм мой куда-то исчезает. Стоит миновать небольшой районный центр со ржавой, покосившейся водонапорной башней, ничем, кроме ориентации, не напоминающей Пизанскую, как дорога становится однополосной. В степи среди выжженной травы тут и там торчат трубы химических заводов, из которых вырывается либо факел от сгорающих отходов, либо просто ядовитый, пахнущий ацетоном столб дыма. И пусть экологи рассказывают нам сказки про то, что Россия отстала от цивилизованных стран в деле охраны окружающей среды. В иллюзорности этой брехни меня наглядно убеждает едкая вонь, проникающая в машину сквозь фильтр работающего на полную мощность кондиционера, разъедающая ветровое стекло и автомобильную краску.

Если проехать еще несколько миль, предприятия химической промышленности исчезают, впрочем, как и вообще становится сомнительной всякая цивилизация. Если бы не разбитое асфальтовое полотно дороги и покрытые графитти указатели, можно было бы подумать, что попал в Эфиопию. Ближайшая заправка – через сто тридцать миль. Главное – не обращать на это внимания. Я-то знаю, что еще минут десять, и возникнет мираж – несколько цементированных, отдающих гигантоманией коробок в стиле кубического соцреализма, бесконечная асфальтированная парковка, и о, счастье, кондиционированный воздух внутри.

О, блаженство, овладевающее путником по мере приближения к стеклянным дверям торгового центра, из которых освежающим водопадом вырывается холодный воздух. Смешиваясь с раскаленным маревом, он вызывает миниатюрные вихри-торнадо, игриво пробегающие по асфальтовой дорожке. Как близок бывал я в этот момент к осознанию простого человеческого счастья, возникающего у путешественника по пустыне, перевалившего через последний бархан и увидевшего оазис с маленьким, подгнивающим прудиком, тремя чахлыми пальмами и низкорослыми кустиками неопределенного происхождения.

Американцы приезжают в подобный торговый центр чтобы развлечься. Это – все равно, как москвичи и гости столицы когда-то ходили в Большой Театр, или в Кремлевский дворец Съездов. Подобная поездка символизирует собой освобождение от скучной жизни, от выжженного пространства. Стоит только нырнуть в сумрачный, прохладный коридор, а дальше… Можно целый день бродить по однообразным магазинам, перебирая сшитые в Китае тряпки, небрежно нацепленные на вешалки. Можно пожирать гамбургеры в Мак-Дональдсе. Только это не тот Мак-Дональдс, который в незапамятные времена открылся на Пушкинской площади. В этом Мак-Дональдсе грязно, за кассой стоит парень с явными признаками симптома Дауна, кетчуп покрывает пластиковые столики и пол, но толпу посетителей неопределенной этнической принадлежности это не смущает. Рядом – кинотеатр с очередными Голливудскими боевиками, а по соседству – зал игровых автоматов. И всюду, подавляя сознание, заставляя чихать и задыхаться – приторный чад жареной кукурузы, ванили, куриного жира.

Организация всенародного обжорства – дело убыточное для семейного бюджета, и закупать продукты приходилось в оптовом магазине, напоминавшем огромный сарай. В этом магазине продавались бесчисленные аксессуары торжеств: пластиковые стаканчики, бумажные скатерти, тарелки, вилки, розовые шмоты мяса, пузатые бутылки водки, в которых стакана недоставало до двух литров, четырехлитровые пластмассовые канистры с соком, и тому подобное. Куда ни направишь взгляд, уходили в бесконечность многоэтажные стеллажи, забитые картонными и пластиковыми коробками, по линолеуму шныряли взад и вперед автопогрузчики, а я, предъявив на входе пластиковую карточку члена кооператива, толкал перед собой металлическую тележку, набивая ее продуктами общества потребления.

Выйдя из такого торгового центра, на секунду вдыхаешь горячий воздух, выпускаешь из легких едкий запах синтетики, подгоревших гамбургеров, потом проклинаешь все на свете, снова начинаешь обливаться потом, обжигаешь руки об машину, швыряешь покупки в плавящийся багажник, и говоришь:

Я ненавижу Америку!