Кризис доверия

А вот об этом стоило подумать. Сам Кир страдал об окончании войны примерно полгода. Причем в одиночестве, никто ему нужен не был, собутыльники — тем более. Никто не интересовался его судьбой, никто не искал, как не предпринимал шаги к общению и сам Кир. Потому что не требовалось, он и так знал: в беде его не оставят, как не отмахнется и он. К тому же сидела внутри уверенность: с теми, кто стал ему дорог, все, если не здорово, то на приемлемом уровне, в его помощи они не нуждаются точно.

Скажи он о таком любому человеку, далекому от конфликта, прослыл бы ненормальным. Бегущим от реальности в мир фантазий — как минимум. Именно потому Кир и не говорил: никому, кроме Лерки. Сестра же просто приняла рассказанное к сведению и посылала в темные леса любых доброхоток и доброхотов, стоило тем только начать рассусоливать на тему, как же бедным сироткам плохо без поддержки. Сиротка точно не лезла за словом в карман, устроилась на престижную работу и тщательно фильтровала окружение, а потому квохтающих прилипал отваживала качественно и быстро и от себя, и от брата. Они только по поводу Димана не сошлись.

Погрузившись в рассуждения, Кир отвлекся, совершенно забыв слушать Вадима, а зря: он интересные вещи рассказывал. Когда после смерти Димана они таки завалились в какой-то ресторанчик, допились до неприличного состояния, и хозяин уже решил вызывать патрульных, туда же ввалилась компания фангов.

— И, вроде как, их главный заявил, что пришли они за членом своей семьи. После взяли тебя под белы ручки и потащили.

Вадима тоже участь не миновала. Он думал, что станет для кого-нибудь поздним ужином, но обошлось. Их доставили до порогов квартир, а потом… Провал в памяти у Кира наступил раньше, у Вадима — посте перехода через порог.

— Ты уточни у фанга свой статус в их прайде, — посоветовал Вадим.

— За каким? — Кир поморщился.

— А заодно и моего.

— Хочешь под защиту?

— У нас с тобой не самая мирная профессия, заешь ли. Не помешает.

— Занимательная штука выходит, — посетовал Кир. — Мало кто хочет иметь с фангами дело, но при этом алчут их сангри и защиты. Есть те, кто аж из трусов выпрыгивают, как хотят быть их комнатными собачками. Таких избегают уже сами фанги. А есть те, кому их покровительство даром не нужно, но его едва ли не силой впихивают.

— Хочешь сказать, есть в том нечто библейское?

— Булгаковское, скорее: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!» — процитировал Кир.

— Это к тому, что спрашивать ты не станешь?

Ответить Кир не успел. В следующий момент его словно ударили по затылку чем-то увесистым, но недостаточно тяжелым, чтобы вырубить. В ушах загудело. Сердце убыстрило темп (никогда не страдал от аритмии, но похожее почувствовал), а в следующий миг понял, куда именно надо бежать.

— Кир? Ты чего?!

Слух отказывал. Слова Вадима были понятны скорее по шевелению губ.

— П…ослушай, нам… — пробормотал Кир, и все внезапно закончилось. Словно лопнул пузырь, отделивший его от Вадима и всего вокруг. Звуки вернулись слишком резко, потому и хлопки выстрелов показались едва ли не оглушительными.

— Туда!

Глава 20

Дом под синим козырьком: несуразный, кривой, ветхий, но точно не казавшийся опасным… на первый взгляд. Самое плохое, Кир послал в него людей, а не пошел сам. А ведь мог. При поддержке Арда кто бы его остановил?..

Влетая на крыльцо, Кир уже дважды себя казнил и тотчас же оправдал. Потому что предчувствия к делу не подошьешь. И, в конце концов, работу каждый выбирает для себя сам: те, кто пошел опрашивать возможных свидетелей, — в том числе.

Вадим вначале дышал в затылок, затем отстал, поскользнувшись и проехавшись по грязи у калитки, снова догнал у двери, а в коридоре впотьмах налетел на какой-то хлам. Кир решил не оборачиваться, чтобы узнать, в чем дело: дребезжание пустого ведра и приглушенные ругательства были донельзя красноречивы. Кир и сам чуть не запнулся о порог, влетая в комнату.

— Свои!

Странно. Он успел разглядеть и лейтенантика, сидящего на полу под столом, укрытым светло-голубой ажурной с крупными дырками скатертью, и плотные занавески на окне, и винного цвета обои с серебром, и зажженную люстру с плохо пропускающими свет оранжевыми плафонами. И много чего еще за тот краткий миг, когда лейтенантик, среагировав на шум и движение, направлял на него пистолет. И каким-то образом не только уклонился сам, почти не расслышав первого выстрела, а прыгнул на напуганного идиота.

«Впрочем, с чего вдруг идиота-то? — упрекнул самого себя Кир. — Жить все хотят, а вот умение думать быстро и принимать решения дается не каждому».

Прежде, чем он отобрал оружие, грянул второй выстрел. Пуля пробила потолок, на головы посыпалась штукатурка и еще какая-то дрянь, но то было совершеннейшей мелочью.

— Я… — проблеял лейтенантик, не до конца поняв, что сжирать его пока никто не собирается. Во всяком случае, буквально. Наговорить ему хотелось всякого, но Кир сдержался, ограничившись вопросом:

— Где второй?!

— Он… о…

В комнате больше никого не было: ни живого, ни мертвого.