Кризис коммунизма

Брежнева сменил Ю. Андропов. Думаю, что феномен Андропова заслуживает более пристального внимания, чем то, какое уделялось ему до сих пор. Андропов предполагал осуществить назревшие преобразования в стране, но в рамках той системы власти и управления, какая сложилась при Брежневе, сделать это спокойно, сохранив преемственность эволюции страны. Эта попытка не удалась. Андропов умер, не успев начать реформы. Тот факт, что на его место пришел Черненко, означал испуг брежневцев перед предстоявшими реформами и попытку сохранить прежнее состояние страны и власти. И эта попытка провалилась. Но уже по причинам иного рода: в стране назрела кризисная ситуация. Приближение кризиса ощущалось по многим каналам. Правда, этот процесс не осознавался как приближение кризиса. Он осознавался просто как наращивание трудностей и отрицательных явлений во всех сферах жизни общества. Новое поколение деятелей власти, начавшее карьеру еще в хрущевские и даже сталинские годы и преуспевшее в годы брежневские, было допущено до высшей власти и решающей роли во всех звеньях системы власти, так как оно грозилось остановить движение страны к катастрофе, обеспечить новый подъем и процветание. Это поколение деятелей власти и не помышляло о той политике реформ, какую им потом навязали непослушные им обстоятельства. Оно мечтало об одном: взять власть и укрепиться у власти, используя новые лозунги, имевшие успех в массах и приносившие им поддержку. Они, конечно, думали о преобразованиях, но в андроповском духе, т е. спокойно, под контролем системы власти. Они бы сочли достойной смеха чепухой, если бы им тогда сказали, что именно они своей демагогией и реформаторской суетой развяжут первый в истории специфически коммунистический кризис.

Политика перестройки

Советское руководство и пропаганда изображают дело гак, будто во времена Сталина и Брежнева общество болело, а теперь, при Горбачеве, оно стало выздоравливать. То же самое утверждают новые правители стран Восточной Европы. Им следуют бывшие и вновь появившиеся оппозиционеры, завладевшие вниманием масс населения и играющие теперь весьма активную и вполне легальную (во всяком случае – безопасную и даже выгодную) роль. Но реальное положение как раз противоположно этому. Именно состояние коммунистического общества при Сталине, Брежневе, Хоннекере, Чаушеску, Живкове, Мао Цзе-дуне и прочих деятелях того же рода было здоровым, а теперь оно находится в состоянии тяжелой болезни. Повторяю, я не вкладываю в понятие здоровья и болезни никакого оценочного смысла. Здоровое состояние общества – не обязательно хорошее. Я не хочу тем самым защищать Сталина, Брежнева и прочих и оправдывать все то, что было сделано в прошлые годы. Я лишь подчеркиваю тот объективный факт, что для нормального (здорового) коммунизма характерно не то, что стало происходить при Горбачеве, а то, что происходило при Сталине и Брежневе.

В брежневские годы накопились предпосылки для кризиса – – созрел потенциальный кризис. Но актуальным он стал лишь с приходом Горбачева к власти и с началом перестройки. Горбачевское руководство развязало кризис, дало толчок к превращению потенциального кризиса в актуальный. Горбачев своей перестройкой «нажал кнопку», и бомба кризиса взорвалась.

Я не отрицаю того, что у горбачевцев было намерение предотвратить надвигающийся кризис. Но это намерение реализовалось в таких мерах, которые ускорили и углубили кризис. Процесс вышел из-под контроля властей и хозяев общества, превратив их в своих марионеток, навязав им форму поведения, о какой они никогда не помышляли ранее. Они выпустили джинна кризиса из бутылки. И сделали хорошую мину при плохой игре: превратившись в марионеток неуправляемого процесса, они стали играть роль сознательных реформаторов общества. И мир охотно принял эту игру за чистую монету.

Горбачевцы пустили в ход слова вроде «перестройка», «гласность», «революция сверху». На Западе, весьма склонном к словесному фетишизму, избавляющему от серьезного анализа реальности, ухватились за них и приняли идеологические феномены за чистую монету. Но что такое перестройка на самом деле?

Выше, в разделе «Социальный хамелеон» я уже говорил о способности коммунистической власти меняться в зависимости от обстоятельств. Сказанное там целиком и поде ностью относится к феномену перестройки. Судить о ней на основе официальных документов, сообщений прессы, речей политиков и идеологов и прочих явлений того же рода, – значит заранее обрекать себя на односторонность, поверхностность, иллюзии, искажение масштабов и важности событий. Горбачевская перестройка и есть подлинная реальность кризиса, кризис как таковой. И лишь во вторую очередь она есть попытка предотвратить и затем преодолеть кризис. Она могла начаться как попытка предотвратить кризис. Но как такая попытка, которая, как говорится, лишь подлила масла в огонь. Она превратилась в попытку выйти из кризиса. Но как такая попытка, которая усугубила кризис, а затем превратилась в маскировку контрперестройки.