Кризис общества-кризис искусства. Музыкальный "авангард" и поп-музыка в системе буржуазной идеологии

Известность Клауса Шульце началась с записи «Ветер времени». Эволюция Шульце была направлена к психоделическому пантеизму, особо проявившемуся в альбоме «Закат Луны» (1976). Шульце писал: «Эта запись открыла дверь, в которую я хотел войти на протяжении нескольких лет»⁷³. «Закат Луны» состоит из электронно-тембровых модуляций внутри нескольких монотонно повторяемых попевок. Следующей оказалась запись «Мираж» (1977): «Никаких мелодий, никаких ритмических секвенций, скорее угрожающая стилю репрезентация одного настроения»⁷⁴. А впереди были «Дюны» (1979), звучащие как аморфная, безвольная импровизация. Лишенная мелодии, с не связанными между собой импровизируемыми осколками мотивов, аритмичная, с угасшим пульсом, запись представляет собой тембровое пятно, которое длится и длится, причем аритмичное время отмеряют изредка «вспыхивающие» мелизматические мотивы. К концу записи тембровое пятно преображается в несколько гимнически-хоральных аккордов, наступает «сатори», вызванное созерцанием «дюн».

Шульце пришел к своеобразному рок-импрессионизму. Качество «неподвижности», «априорной слитости с универсумом», вообще характерное для позднего рока, едва ли не вытеснило прежнюю энергию и драматизм, которые вырастали из ритмико-танцевальных импульсов или социально-ангажированного текста. Это качество мы находим и в записях Майка Олдфилда.

Медитативная застылость у Олдфилда внутренне более «живая», чем у Шульце. Сам универсум, с которым сливается «Я», — для Олдфилда нечто более многообразное. Природа у Олдфилда — мир, внушающий благоговение и ликование, — религиозно окрашенную эмоцию. Олдфилд широко применяет стилизацию шумов природы, из которых «вытекают» его диатонические последования. «Традиционалистская» установка Олдфилда сказывается и внешне. В частности, коллектив, принимающий участие в его записях, олицетворяет «семейный имидж». Двойной альбом «Incantations» вместе с Майком реализовали еще два Олдфилда: Салли и Тэрри. Или — другое слагаемое наглядного образа — оформление альбомов. Конверт «Incantations», например, оформлен в виде монтажа романтического прибоя, разбивающегося о прибрежные скалы, и фотографии Олдфилда на его фоне. Причем «звезда» одета предельно «нормально», на лице нет печати отверженности, — спокойный, доброжелательный взгляд.

К квазиавангардистским стилистическим идиомам, которыми музыканты типа Шульце и Олдфилда рисуют картину «вневременного» мира за пределами социума, может добавляться и авангардистская поэтическая техника. Она нацелена на создание образов, также знаменующих уход от действительности. Это мы видим, например, в работе Лаури Андерсон — записи «Большая наука» (1982). Андерсон — певица и композитор, начинавшая еще в конце 60-х, близкая к кругу авангардистски ориентированных художников, к Кейджу, Берроузу. Ее альбом представляет собой своеобразную «сумму» тем, мотивов, символов и музыкально-стилистических приемов, характерных для рок-музыки последних лет. Голос певицы — уже концепция, которая лишь понятийно формулируется текстом и отчетливее подается последовательностью пьес. Андерсон не столько поет, сколько говорит: ровно, безэмоционально. Ни динамических эффектов, ни выхода из «невыразительного» среднего диапазона, ни типичного для рока ритмического скандирования слогов, их экспрессивного выделения-подчеркивания. Нет — проговаривание фраз быстрое, словно бы фразы эти незначительны по смыслу; слегка усталое и «обесцвеченное» — словно бы говорится самому себе.

Что же говорит сам себе «усталый» рок, обратившийся к «цветам зла» авангардизма, — или: уставший от собственной сложности «авангард», устремившийся по дороге рок-музыки в записи Андерсон? «Добрый вечер. Говорит ваш капитан. Мы совершаем попытку избежать крушения при посадке (…) Ваш капитан говорит: прижмите голову к коленям. Ваш капитан говорит: обхватите голову руками (…). Говорит ваш капитан — и мы падаем. Мы все падаем. Все вместе (…) Это — время. И это — запись времени». И еще многое «говорят» в записи Андерсон рок и авангардизм последних лет: Они «говорят», бравируя абсурдизмом, который в равной степени окрасил рок «усталых» 70-х и беспафосное «отчаяние» авангардистской концепции мира: «Ты идешь. Но ты не можешь идти. Ты все время падаешь. На каждом шагу ты невесомо валишься вперед и подхватываешь себя в падении. И как же это возможно, чтобы ты шел и падал в одно и то же время?»

Рок-музыка сегодня демонстрирует: «как это возможно» — одновременно идти по дороге, учитывающей социальный ландшафт молодежного протеста, широкого социального недовольства, и «падать» в ухабы консервативных идей, противоположных чаяниям широких народных масс.