Кризис психоанализа

Учитывая авторитет профессора как «суперотца», такая подсказка должна была оказать огромное влияние на ребенка. Нам следовало бы спросить: в какой степени ассоциации Ганса являются следствием этой подсказки, а в какой они спонтанны?

Враждебность в отношении отца ясно отражается в следующем диалоге:

Отец: «Так почему ты всегда плачешь, когда мама меня целует? Это потому, что ты ревнуешь?»

Ганс: «Ревную, да».

Отец: «Ты хотел бы сам быть папой».

Ганс: «О да».

Отец: «А что бы ты хотел делать, если бы был папой?»

Ганс: «А ты был бы Гансом? Я хотел бы возить тебя в Линц каждое воскресенье… нет, каждый будний день тоже. Если бы я был папой, я был бы таким милым и добрым».

Отец: «Но что ты хотел бы делать с мамой?»

Ганс: «Брал бы ее в Линц тоже».

Отец: «А что еще?»

Ганс: «Ничего».

Отец: «Тогда почему ты ревнуешь?»

Ганс: «Не знаю».

И позднее:

Отец: «Ты часто забирался в постель к маме в Гмундене?»

Ганс: «Да».

Отец: «И ты думал про себя, что ты – папа?»

Ганс: «Да».

Отец: «И тогда ты чувствовал страх перед папой?»

Ганс: «Ты все знаешь. Я не знал ничего».

Отец: «Когда Фрици упал, ты подумал: “Если бы только так же упал папа!” А потом, когда тебя боднул барашек, ты подумал: “Если бы только он боднул папу!” Ты помнишь похороны в Гмундене?»

Ганс: «Да. А что с ними?»

Отец: «Ты тогда подумал, что если бы папа умер, ты стал бы папой».

Ганс: «Да».

Свидетельствует ли этот диалог о том, что Ганс чувствует глубокую враждебность к отцу? Конечно, если интерпретировать его в убеждении, что он выражает эдипов комплекс, такое понимание будет верным; кажется, что сказанное Гансом подтверждает это. Однако тот, кто изучает материал без такого убеждения, может прийти к другим выводам: жажда Ганса занять место отца не обязательно является выражением ненависти или серьезного желания смерти отцу. Не следует забывать, что одно из самых распространенных детских желаний – стать взрослыми, не подчиняться больше превосходящей силе взрослых, не быть объектами насмешек. Поэтому-то маленькие девочки хотят играть в куклы, а маленькие мальчики воображают, что уже стали взрослыми. Другой универсальной тенденцией, которую следует принять во внимание, является стремление испытать в качестве активного субъекта то, что было испытано в роли пассивного объекта. В своей работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд говорит об общей тенденции трансформировать пассивный принцип в активный: «Вначале он был в пассивной ситуации, был подавлен опытом; однако благодаря повторению, пусть и неприятному, в качестве игры, он играет активную роль… Как только ребенок переходит от пассивности опыта к активности игры, он перекладывает свой неприятный опыт на одного из своих товарищей по игре и таким образом находит отмщение на заместителе»[47].

Как указывает Фрейд, клинические данные свидетельствуют о том, что тенденция трансформировать пассивную ситуацию в активную является мощной силой, вызывающей многочисленные желания как у ребенка, так и у взрослого. Желание быть отцом, активно делать то, что испытывается пассивно, и умеренная ревность к отцу могли бы удовлетворительно объяснить высказывания Ганса, не подтверждая гипотезы о чрезвычайной враждебности по отношению к отцу как причине тревоги мальчика и, как следствие, фобии.

Следует принять во внимание еще один фактор. Если пятилетний ребенок говорит: «Да, я хочу, чтобы отец умер», это вовсе не обязательно есть выражение ненависти. Такие слова скорее могут быть выражением фантазии, которая в тот момент кажется приятной, без тяжести реалистического представления о смерти. Результаты анализа Ганса указывают на то, что он не особенно боялся и не ненавидел отца. Будь это иначе, он не разговаривал бы с ним так откровенно и не реагировал так позитивно на вопросы отца. Если мы изучим отношения между Гансом и его отцом без предвзятого ожидания обнаружить эдипов комплекс, мы можем ясно увидеть, что их отношения основаны на дружбе и доверии.

Возникает вопрос: как можно объяснить излечение фобии посредством отчасти некорректных интерпретаций? Мы предлагаем следующие соображения.