Кризис психоанализа

Различая таким образом истинные и воображаемые людские потребности, марксова психология напоминает об одной из самых важных дифференциаций, которую следует ввести в теорию потребностей и влечений. Вопрос о том, как различать человеческие и не человеческие, реальные и воображаемые, полезные и вредоносные потребности, воистину является фундаментальной психологической проблемой, которую ни психологи, ни психоаналитики фрейдовского типа даже не начинали исследовать, поскольку не вводили такого различия. Но как они могли его ввести? Ведь их модель – отчужденный человек; ведь тот факт, что современная индустрия создает и удовлетворяет все больше и больше потребностей, считается признаком прогресса, а под современным понятием свободы в большой мере подразумевается свобода покупателя выбирать между доступными для его кошелька товарами разных марок, но фактически одинаковыми, – свобода покупателя, совершенно отличная от свободы предпринимателя XIX века.

Только диалектическая и революционная психология, которая под маской изуродованного существа видит человека и его потенциал, способна ввести это важное различие между видами потребностей, изучение которого может быть начато теми психологами, что не принимают внешнее за суть дела. Между прочим надо заметить, что Маркс, проведя единожды такое различие, был вынужден сделать вывод, что бедность и богатство, нужда и роскошь не взаимопротиворечивы, а эквивалентны и основываются на неудовлетворенности человеческих потребностей.

До сих пор мы рассматривали марксовы концепции влечений и потребностей в общем виде. Есть ли в его психологии частные положения, касающиеся влечений? Несомненно, есть, хотя не такие систематичные и полные, каких можно было бы ожидать в работе, посвященной психологии.

Уже говорилось, что для Маркса концепция любви была ключевой в картине отношения человека к внешнему миру. Она была ключевой и в картине мышления: один из главных поводов для критики в адрес «герра Эдгара» («Святое семейство») именно то, что он пытается подарить страстную любовь, чтобы обрести полное познание о мире. Маркс реабилитирует любовь: «Здесь – полнота жизни, до крайней степени непосредственная; весь чувственный опыт; весь реальный опыт, о котором никак нельзя знать заранее, откуда он придет». Если говорить о человеческих отношениях, то Маркс верил, что «непосредственная, естественная и необходимая связь одного человеческого существа с другим есть связь мужчины и женщины… Такая связь мужчины и женщины является самой естественной связью одного человека с другим».

Интересно сравнить эту концепцию Маркса с концепцией сексуальности Фрейда. Для последнего сексуальность (в поздних работах – склонность к разрушению) есть центральная человеческая страсть. Как я указывал, эта страсть понимается как использование женщины мужчиной для удовлетворения его физиологически обусловленного полового голода. Знай Маркс фрейдовскую теорию, он раскритиковал бы ее как типичную буржуазную теорию эксплуатации. В центре марксовой концепции человеческих связей мы находим не сексуальность, а эрос; сексуальность может быть только одним из его проявлений. Под эросом здесь подразумевается специфическое притяжение мужчина – женщина, которое является фундаментальным притяжением во всей живой субстанции.