Главной целью, как традиционной политики, так и аппетитов русской буржуазии, в данное время являются Дарданеллы, которые, по известному выражению Бисмарка, представляют из себя ключи к русским владениям на Черном море. Для достижения этой цели Россия, начиная с 18-го столетия, вела целый ряд кровавых войн с Турцией, взяв на себя миссию освобождения Балкан и уложив под Измаилом, Наварином, Синопом, Силистрией, Севастополем, Плевной и Шипкой громадные горы трупов. Защита славянских братьев и христиан от турецкого насилия сыграла для русского мужика роль такой же военной легенды, какую играет сейчас у немецкой социал-демократии защита немецкой культуры и свободы от русского насилия. Русская буржуазия гораздо больше вдохновлялась видами на Средиземное море, чем Маньчжурской и Монгольской миссиями. Русская буржуазия, главным образом, потому и критиковала так японскую войну, что видела в ней авантюру, отвлекавшую русскую политику от важнейшей ее задачи — на Балканах. Несчастная японская война усилила это настроение русской буржуазии, хотя и в другом отношении. Расширение русского могущества в Восточной и Центральной Азии до Тибета и по направлению к Персии должно было в сильнейшей степени беспокоить растущий английский империализм. Опасаясь за громадную индийскую империю, Англия, со все возрастающим недоверием, следила за расширением царских владений в Азии. Действительно, английско-русский антагонизм в Азии в начале столетия являлся сильнейшим политическим конфликтом в международных отношениях, и весьма вероятно, что и после настоящей войны он остался бы своего рода фокусом для будущего империалистического развития. После катастрофического поражения России в 1904 году и разразившейся революции положение изменилось. Вследствие явного ослабления царизма, последовали переговоры с Англией, которые в 1907 году привели к сделке, относительно общего заслона в Персии и дружелюбных отношений в Средней Азии; благодаря этому дорога для крупных предприятий на Среднем востоке оказалась для России закрытой, и ее энергия направилась с еще большей силой на прежнюю цель — на балканскую политику. И здесь то, после целого столетия верной и крепкой дружбы с немецкой культурой, царская Россия впервые попала в мучительное противоречие с последней. Дорога к Дарданеллам вела через труп Турции. Германия же считала в течение последнего десятилетия важнейшей задачей своей мировой политики — неделимость Турции. Конечно, методы русско-балканской политики менялись самым различным образом, и в течение некоторого времени Россия — огорченная неблагодарностью освобожденных балканских славян, которые уклонялись, от вассального подданнства России — защищала так же программу "неделимости Турции", правда, с молчаливой оговоркой, что раздел ее будет отложен до благоприятного момента. Во всяком случае, окончательная ликвидация Турции соответствует теперь планам России так же, как и английской политике, стремящейся, в целях укрепления своих позиций в Индии и Египте, объединить в большое магометанское государство под английским скипетром области, лежащие между Индией и Египтом — Аравию и Месопотамию. Таким образом русский империализм на Востоке, также, как раньше английский, натолкнулся на немецкий империализм, который под видом защитника Турции занял на Босфоре пост привилегированного эксплуататора турецкого разложения[4].
Но еще острее, чем с Германией, русская политика на Балканах столкнулась с Австрией. Австрийский империализм является политическим дополнением немецкого, его сиамским близнецом и вместе с тем его фатумом.
Германия, изолированная со всех сторон в своей мировой политике, находит себе союзника лишь в Австрии. Союз с Австрией, уже довольно старый, заключенный Бисмарком в 1879 г., с тех пор совершенно изменил свой характер. Как антагонизм с Францией, так и союз с Австрией в течение последнего столетия наполнились новым содержанием. Бисмарк думал исключительно о сохранении границ, установленных войнами 1864-70 гг. Заключенный им тройственный союз имел исключительно консервативный характер, именно в том смысле, что он требовал окончательного отказа Австрии от вступления в союз немецких государств, примирения с положением, созданным Бисмарком, признания национального расщепления Германии и военной гегемонии великой Пруссии. Балканские тенденции Австрии были Бисмарку так же чужды, как и южно- африканские приобретения Германии. В своих "Мыслях и воспоминаниях" он говорит:
"Естественно, что население Дунайского бассейна имеет потребности и желания, которые выходят за границы настоящей монархии: и немецкая имперская конституция показывает дорогу, каким образом Австрия может примирить политические и материальные интересы, существующие между восточной границей румынского народа и бухтой Каттаро. Но в привычки германского государства не входит принуждение своих подданных теми или иными способами к осуществлению добрососедских пожеланий".