Кризис социал-демократии

Своей тактикой социал-демократия тяжело повредила на гораздо более продолжительное время, чем на период настоящей войны, делу немецкой свободы, о которой по фракционной декларации должны теперь заботиться крупповские пушки. В руководящих кругах социал-демократии многое строилось на том предположении, что после войны будут дарованы рабочему классу значительные расширения демократических свобод, гражданское равноправие, в награду за его патриотическое поведение во время войны; но история еще не знает примеров, чтобы порабощенные классы получали политические права "на чай" от господствующих классов за свое хорошее поведение; наоборот, история усеяна примерами возмутительных обманов господствующих классов, даже и в тех случаях, когда даются торжественные обещания перед началом войны. В действительности, социал-демократия не только не обеспечила своим поведением расширения политических свобод Германии, но, наоборот, ослабила и те свободы, которые существовали до войны. Та манера, с какой в Германии переносилось в течение многих месяцев запрещение свободы печати, свободы собраний и общественной жизни, а также осадное положение, — без всякого протеста и даже с частичным одобрением как раз со стороны социал-демократов, не имеет ничего равного себе в истории современного общества[11]. В Англии господствовала полная свобода прессы. Во Франции пресса далеко не была так скручена, как в Германии. Даже в России знают лишь опустошительный красный карандаш цензора, вычеркивающий оппозиционные мнения, и совершенно не знают таких приемов, чтобы оппозиционная пресса помещала готовые статьи правительства, чтобы она в собственных своих статьях защищала определенные воззрения, которые ей диктуются представителями правительства "в интимных собеседованиях с прессой". Даже в самой Германии в течение войны 1870 года не было ничего подобного настоящему положению. Пресса пользовалась известной свободой, сопровождая военные события к сильному неудовольствию Бисмарка, довольно резкой критикой, а также оживленной борьбой мнений относительно условий войны, вопросов аннексий, конституции и т. д. Когда Иоганн Якоби был арестован, поднялось шумное негодование во всей Германии, и сам Бисмарк вынужден был признать это преступление реакции досадным недоразумением. Таково было положение Германии после того, как Бебель и Либкнехт от имени рабочего класса резко отклонили возможности всякого соглашения с господствующими ура-патриотами. Для того, чтобы над Германией воцарилась строжайшая военная диктатура, которая когда-либо существовала хоть у одного народа в мире, было необходимо, чтобы отечественная социал-демократия с ее четырьмя с половиной миллионами избирателей пришла к трогательному заключению гражданского мира. Тот факт, что нечто подобное возможно сейчас в Германии, что это переносится не только буржуазной, но и наиболее развитой, влиятельной социал-демократической прессой без малейшей попытки к сопротивлению, этот факт имеет громадное значение для судьбы немецкой свободы, он доказывает, что немецкое общество не имеет в себе сейчас никакой почвы для политических свобод, отдавая свою свободу так легко и без всяких возражений. Не надо забывать, что та жалкая доля политических прав, которая существовала в Германии перед началом войны, не имела крепких традиций в жизни народа, как в Англии и Франции, где политическая свобода была получена в результате большой и упорной революционной борьбы, — она являлась подарком Бисмарковской политики, после царствовавшей в течение более, чем двух столетий, контр-революции. Немецкая конституция созрела не на полях революции, но в дипломатической игре прусской военной монархии; она послужила цементом, при помощи котораго эта монархия была перестроена в существующую немецкую империю. Опасности для свободного развития Германии лежат не в России, как думает фракция рейхстага, но в самой Германии. Они кроются в этом исключительно контр-революционным происхождении немецкой конституции; они лежат в тех реакционных силах немецкого общества, которые с самого основания империи ведут борьбу против несчастной немецкой свободы. Эти силы — ост-эльбское дворянство, крупноиндустриальные дельцы, реакционный центр, огрызки немецкого либерализма, личное управление и вытекающее из всех этих фактов господство сабли и Цаберновский курс, который как раз перед началом войны праздновал свой триумф в Германии. Здесь кроется истинная опасность для культуры и "свободного развития" Германии, и все эти факторы теперь укрепляются в высшей степени вследствие войны, осадного положения и тактики социал-демократии. Правда, имеется либеральное оправдание для настоящего мертвого спокойствия Германии: ведь это только «временный» отказ в течение войны. Но политически созревший народ так же может, временно отказавшись от политических прав, вести свое существование, как живой человек может отказаться от дыхания. Народ, который всем своим поведением признает, что во время войны необходимо военное положение, выражает этим свое согласие на то, что политические свободы, вообще, могут быть отняты. Терпеливое соизволение социал-демократии на сегодняшнее осадное положение, ее вотирование без всякой оговорки кредитов и приятие гражданского мира должно действовать деморализующим образом на народные массы, являющиеся единственной поддержкой конституции; и одобряюще и укрепляюще должно оно подействовать на господствующую реакцию.