Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии

Когда наступила среда (25 ноября), я решил пойти на это заседание (которое, по словам старейшины Френча, должно было состояться «в среду вечером»), чтобы меня не судили в мое отсутствие. Днем я позвонил домой одному из членов комитета, чтобы уточнить время. Его жена сказала, что он уже уехал в Зал Царства. Я позвонил туда и узнал, что встреча должна состояться днем — очевидно, «вечером» означало для комиссии любое время после трех часов дня. Я сказал им, что не понял их, что мне не сообщили определенного времени, и спросил, нельзя ли отложить заседание на 6 часов вечера. Они согласились.

Еще раньше Том Грегерсон изъявил желание пойти со мной, и я позвонил ему. Приехав в Зал Царства, мы прошли в конференц — зал, где находился правовой комитет, старейшины Френч (председатель), Брайант и Джонсон. Они сообщили Тому, что ему не разрешается быть на заседании, он может только дать свидетельство. Он сказал, что хотел бы присутствовать, поскольку является одним из руководителей продовольственной компании, где работает около 35 Свидетелей. Он должен знать, какую именно позицию организация занимает по этому вопросу. Но его на заседание так и не допустили.

После того, как он ушел, комиссия открыла заседание и вызвала свидетелей. Их было двое: Дэн Грегерсон и миссис Роберт Дэли.

Дэн говорил первым. Он сказал, что видел меня в ресторане Вестерн Стейк Хаус вместе с Питером Грегерсоном (и нашими женами). Это было основное содержание его свидетельства. Когда я спросил его, когда это было, он признал, что это было летом, а значит, до выхода в свет «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года, где появились новые правила, гласящие о том, что к вышедшим из организации нужно относиться так же, как к лишенным общения. Я сказал комиссии, что, если только они не верят, что законы имеют обратную силу, свидетельство Дэна является недействительным.

Затем попросили свидетельницу представить ее данные. Она рассказала, в основном, о том же, что и Дэн, за исключением того, что это произошло уже после выхода Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года.

Я с готовностью признал, что действительно обедал с Питером в указанное ею время. Я также спросил, обедали ли они с мужем (старейшиной Ист — Гадсденского собрания) с Питером (однажды Питер зашел в кафетерий Моррисона и оказался в очереди прямо за старейшиной Дэли и его женой. Поскольку раньше Дэли был отчимом Питера, женившись на матери Питера после смерти его отца, Питер заговорил с ним. Дэли пригласил Питера сесть вместе с ними, и они втроем беседовали в течение всего обеда. Это тоже произошло после опубликования «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года).

Услышав это, свидетельница разволновалась и сказала, что это так, но впоследствии она сказала некоторым «сестрам», что знает, как это нехорошо и что больше этого не повторится (позднее, после слушания я рассказал об этом Питеру, и он заметил: «Но они дважды со мной обедали! Я еще как — то зашел в кафетерий Моррисона, они уже сидели за столиком, увидели меня, помахали и пригласили подсесть к ним». Свидетельница ничего не рассказала об этой второй встрече, о которой мне во время слушания не было известно).

Это и было сущностью «показаний» против меня. Свидетели ушли.

Тогда правовой комитет начал спрашивать меня о моем отношении к материалу «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года. Я спросил, почему они не хотели дождаться, пока я получу ответ на свой запрос в Руководящий совет, написанный 5 ноября. Председатель Теотис Френч положил руку на номер «Сторожевой башни» за 15 сентября и сказал: «Вот весь авторитет, который нам нужен».

Я спросил, неужели они не чувствовали бы себя более уверенно, если бы их точка зрения была подтверждена Руководящим советом. Он повторил, что «им приходилось руководствоваться тем, что опубликовано и что «в любом случае, они позвонили в Бруклин по этому вопросу». О подобном звонке я слышал впервые. Очевидно, поэтому два дня назад, когда я говорил с председателем комиссии старейшиной Френчем по телефону, он сказал, что совет старейшин «не считает необходимым» ждать, пока Руководящий совет ответит на мое письмо! Они следовали тому же секретному образу действий, которого ранее придерживался Председательский комитет, и, по — видимому, вообще не считали нужным сообщать мне о том, что уже позвонили в бруклинскую штаб — квартиру.

Я спросил, говорили ли они с кем — нибудь из Руководящего совета. Нет, они говорили с членом отдела служения. И что же им сказали? По словам Френча, им ответили: «Ничего не изменилось, и вы можете продолжать».

Френч полагал, что «Общество внимательно изучило свою прежнюю позицию [в «Сторожевой башне» за 1974 год] и теперь собирается сделать все так, как было раньше» (по существу, именно так выразился у меня дома районный надзиратель Боннер). Теотис продолжал говорить о том, что «Сторожевая башня» помогает увидеть, где «провести границу» в подобных вопросах. Старейшина Эдгар Брайант добавил: «Мы все стремимся придерживаться того, что требует «Сторожевая башня».