Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии

Никто ничего не сказал мне о предполагавшемся заседании в четверг. Но приведенная записка официально уведомляла меня о заседании 28 декабря, в понедельник.

Я узнал, что в течение двух дней после того, как я принес письма к нему домой, Теотис Френч пытался раздобыть сведения в поддержку нового, совершенно иного обвинения. Марк Грегерсон (еще один брат Питера) сообщил Питеру, что Теотис Френч позвонил ему домой, во Флориду. Старейшина Френч говорил с женой Марка и попросил ее вспомнить, не слышала ли она, что я когда — либо делал замечания против организации. В ответ на вопрос «Зачем это ему надо?» он сказал, что просто «ищет сведения». Он не попросил позвать к телефону Марка.

Это также мне напомнило кошмарную ситуацию, которую я пережил полтора года назад, и тогдашнее поведение Председательского комитета Руководящего совета.

Прошло приблизительно семь недель с тех пор, как я впервые написал в Руководящий совет с просьбой пояснить материал «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года, сказав, почему это было так важно для меня. Теперь я написал им еще два письма с просьбой дать какое — либо разъяснение. Они не сочли нужным ни ответить на мои письма, ни хотя бы подтвердить, что получили их. Является ли невероятным что руководство мировой организации с миллионами членов, заявляющее о своей выдающейся приверженности христианским принципам, могло повести себя подобным образом? Нет, если вам известны настроения, преобладающие среди этого руководства. Я лично был свидетелем того, как письма игнорировались подобным же образом, когда Руководящий совет считал, что отвечать на них будет не в его интересах. В моем случае они явно думали именно так.

С самого начала у меня не было сомнений по поводу конечной цели всего происходящего. Мне очень не нравилось общее ведение дела; я могу называть его только ограниченным подходом, очевидной решимостью найти хоть что — то (неважно, насколько тривиальное или мелочное), что могло бы послужить основой враждебных действий против меня. Итак, я написал свое последнее письмо, датированное 23 декабря 1981 года, отослав копии в Руководящий совет и в Ист — Гадсденский совет старейшин.

23 декабря 1981 года

Совету старейшин собрания Ист — Гадсдена

Гадсден, Алабама

Дорогие братья:

Настоящим письмом я отменяю свою апелляцию в связи с вашим решением о лишении меня общения. Причины, по которым я это делаю, заключаются в следующем.

На основании свидетельства о том, что я однажды пообедал с Питером Грегерсоном после выхода «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года, первоначальный правовой комитет постановил лишить меня общения. Поскольку 40 лет служения могут быть сброшены со счетов на такой малозначительной основе, мне становится ясно, что никто по — настоящему не желает принять во внимание мои убеждения, подробно описанные в письме от 8 декабря, или показать мне на основании Писания, в чем я ошибаюсь.

К тому же, выбор членов апелляционной комиссии, сделанный районным надзирателем, не дает реального основания надеяться на справедливое рассмотрение моего дела. Назначены были, как указано в моем письме от 20 декабря 1981 года, три человека, связанных личными чувствами и вряд ли способных рассмотреть мое дело объективно. Сделанный выбор представляется мне неоправданным и, как я считаю, является пародией на справедливость.

Как мне кажется, нет никакого свидетельства тому, что Руководящий совет готов предоставить мне помощь или облегчение, поскольку мое письмо от 5 ноября 1981 года остается без ответа в течение приблизительно семи недель. В то время, как председатель первого правового комитета говорил, что неоднократно звонил в отдел служения, эти переговоры не обещают облегчения, поскольку, по словам председателя, в отделе служения сказали, что «ничего не изменилось, и можно продолжать».

Наконец, сейчас мне известно, что предпринимаются попытки путем телефонных разговоров (даже междугородных) найти какое — то свидетельство против меня и обвинить меня в преступлении. Это было сделано в течение нескольких последних дней со времени написания моего письма, в котором я просил о назначении иной апелляционной комиссии. Хотя человек, которому звонили, никогда на меня не жаловался, его попросили вспомнить любые мои высказывания, которые можно считать неприемлемыми. Конечно, если бы я был виновен в том, что вызвал в собрании волнения по — настоящему извращенного или злобного характера, никому бы не пришлось прибегать к таким методам, чтобы добиться подобного обвинения.

Совету старейшин собрания Ист — Гадсдена

23 декабря 1981 года, с. 2

Продолжение использования таких методов может привести только к нанесению дальнейшего ущерба моей репутации и характеру и является открытым призывом к подозрениям и слухам.