Читаем Кризис среднего возраста полностью

Ну конечно, он, Ванька-Черт, победит, одолеет гада. Победил его батя – победит и он.

Но лес ответил тишиной.

– Эх, если б не темнота, я б ему показал, где раки зимуют! – Он сунул пистолет в кобуру. – Эй, ребята, ко мне пока не подходите.

Сам же Ванька примерился и ударил топором наискось поближе к низу осины. Помня о технике безопасности, отбежал. Дерево затряслось, как в лихорадке, но устояло. После пятого удара ствол, будто войдя в резонанс с ударами топора, с жутким звуком треснул и вдруг разломился натрое. К счастью, никого из ребят не задело.

– Порядок, – сказал Иван.

Он выбрал самый тяжелый кусок ствола, почти что бревно, и, вспомнив о Ленине на субботнике, взвалил осину на плечо.

– Парни, давайте, не мешкайте. Взяли по бревну – и в монастырь. Я вас прикрою, если что.

Пистолет он держал в руке. Ствол его в тусклом вечернем свете отливал синевой.

По пути Ванька пытался считать информацию с деревьев, услышать рассказ осин и берез. Однако диалога с деревьями не получилось. Видимо, тут его чудесным способностям был положен предел. Волнующиеся на ветру, шепчущиеся о чем-то своем листья, конечно, что-то хранили в памяти: не могли же они ничего не впитывать! Но картинки выдавали слишком мелкие, как осколочки, и настолько разные, что общая картина не складывалась. Это были не кадры кино, а шипение, которое бывает, когда телеканал отключает программы.

Когда трое подошли к трапезной, на землю как-то разом опустился сырой сумрак. Монастырские стены погрузились во тьму. Уханье филина и крики неведомой ночной птицы дополнили непроглядную ночь.

– Еле успели, – сказал Иван. – А если бы нет?.. Надо было фонарик взять.

Осиновые дрова ребята сложили у камина. Иван назначил дежурных, объяснил, как поддерживать огонь. Не взять ли ему фонарь, не обойти ли трапезную по периметру, вооружившись пистолетом?

Военрук был иного мнения. Заперев дубовую дверь на засов, капитан приказал бойцу Савушкину отдыхать. Через три часа боец Савушкин должен сменить Толика Меликяна, заступившего на дежурство…

Распорядившись, военрук отправился на обход, а там и спать. У Ивана же заснуть не получилось. В голове стояли страшные картины и не давали покоя. А в какой-то момент ему показалось, что наверху кто-то ходит. Показалось? Точно – ходит!

Кусочки красной глины и песок сыпались сверху на лицо, на грудь. Кто-то ходил наверху, поскрипывая тяжелыми сапогами. Иван вспомнил, что в деревнях потолок промазывают для тепла красной глиной. «Надо на что-то решаться», – сказал себе Иван и встал.

Убедившись, что все заснули (спал и неугомонный Сергеич, подложив под голову похудевший вещмешок и накрывшись плащ-палаткой), Иван взял ракетницу и прихватил, памятуя о вылазке за дровами, со стола карманный фонарик военрука.

План был таким: исследовать внутренний периметр трапезной и попытаться найти потайную дверь. Ее могли не заметить в сумраке.

План увенчался успехом!

Добравшись до кладовой, Ванька-Черт сделал открытие. Кладовая вела в подвал. Вниз спускалась узкая лестница. Одолев два марша, Иван оказался перед закрытой на засов дубовую дверь. Засов? Посветив фонариком, он понял что старый засов был декоративным, на самом деле дверь была закрыта на крючок. Откинув его, Ванька осторожно открыл дверь и прислушался. Вроде бы тихо. Тогда он, слушая стук собственного сердца, спустился в подвал.

Там луч фонаря выхватил из темноты страшную картину.

Вдоль сводчатых стен подземелья лежали и сидели, прислонившись к стенам, человеческие скелеты, одетые в полуистлевшую форму. Форма красноармейская, без сомнений. Скелеты были прикованы цепями к скобам. У каждого скелета в черепной коробке зияло аккуратное пулевое отверстие от выстрела с близкого расстояния.

Ванька перевел луч фонаря на утопавшую во мраке торцевую стену. И вздрогнул от ужаса. К стене фашисты прикрепили грубо сколоченный деревянный крест, а к нему прибили гвоздями подростка. Теперь от него тоже остался один скелет. Его грудь закрывала фанера, висевшая на веревке, обмотанной вокруг шеи. На фанере читалась надпись на немецком языке: «Партизан». Скорее всего, это и был Василий Портнов.

В подвале не было запаха гнили. Крысы подземелья не оставили на скелетах ни кусочка плоти.

И вновь включились способности Ивана.

Прикрыв глаза, он впитывал кадры двадцатилетней давности. Крики пленных, немецкая ругань, хлопки выстрелов, отдававшие коротким эхом в каменных стенах, разгуливали по подземелью. Потом всё стихло. Послышался чей-то просящий голос. Иван прислушался и разобрал каждое слово.

Заискивающий голос с подобострастием просил по-русски корову, двух поросят и десяток кур. То была плата за предательство: этот человек выдал фашистам партизан. Просителем был местный житель, гореловский мужичок. Именно у него опрометчиво остановился на ночевку небольшой партизанский отряд. Когда партизаны заснули, он поспешил к монастырю, где хозяйничали немцы. Отряд фашисты разгромили, пленных допросили и добили в подвале.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное