Читаем Кризис среднего возраста полностью

Вася Портнов был среди тех, кто при атаке фашистов выжил. Когда ночью немцы ворвались в избу, он выстрелами из пистолета убил офицера и трех солдат, но потом патроны кончились. Мальчик хотел подорвать себя гранатой, однако был ранен и не успел выдернуть чеку. В монастырь его привезли уже без сознания и прибили гвоздями к наскоро сколоченному кресту, дабы устрашить остальных пленных партизан.

Потрясенный трагическими картинами прошлого, Ванька не в силах был сдвинуться с места. Что же еще таят эти темные стены? Но далее послышался шум отъезжающей машины, запах отработанной солярки шибанул в нос наблюдателю.

Ванька встряхнулся. Светя под ноги фонарем, он двинулся в дальний угол подземелья. Там он приметил какое-то легкое свечение. Так и есть! Позади угловой опоры вдоль стены тянулась винтовая лестница. Она вела на чердак. А за противоположной угловой опорой скрывался узкий подземный ход. Ход наверняка вел под монастырские стены и оканчивался где-нибудь в лесу. Такие тайные ходы строители часто делали на случай захвата монастырей или замков ворогами.

«Нужен новый план», – сказал себе Иван.

Одно из двух. Или он бежит наверх и будит Сергеича, или разбирается с громадным фашистом сам.

Сжимая сигнальный пистолет, Иван понял: никуда он не побежит, а будет сражаться в одиночку. Осторожно и медленно, светя фонариком под ноги, он продвигался шаг за шагом по винтовой лестнице. Всё, стоп. Голова уперлась в люк. Это вход на чердак. Приоткрыв головой крышку люка, Ванька чуть не вскрикнул. Увиденное повергло его в шок. Детина в противогазе засовывал шланг от баллона с каким-то газом в дымоход. Рядом находилась металлическая воронка с ручкой, служившая, видимо, для усиления голоса. Иван разгадал замысел фашиста. Газ должен лишить пламя кислорода, и оно погаснет, а в это самое время раздастся жуткий нечеловеческий крик, наводящий ужас на юнармейцев. В темноте начнется паника. А ведь у некоторых может не выдержать сердце!

Поняв, что в противогазе фашист его по-любому видеть не может, Иван спокойно открыл люк и достал ракетницу. Счет шел на минуты. Катастрофа могла случиться в любой момент. Самое правильное – выстрелить из ракетницы фашисту в голову. Правда, обжечься можно, если промахнешься. Но разве думают в бою об ожогах и ранах?

Выстрел слился с нечеловеческим воплем, усиленным металлическим рупором. Ракета угодила врагу прямо в голову. Застряв между противогазом и капюшоном, она жгла фашисту лицо, шею и плечи. Охваченный магниевым пламенем, тот катался с воплями по чердаку. Руки его, как клешни, хватали и не могли вытащить горящую ракету. Вскоре он затих.

Неужели готов?

Ванька подошел к поверженному гиганту. Не шевелится. Подросток перекрыл кран газового баллона. Потом рассмотрел в свете фонаря убитого противника. Резиновый противогаз наполовину расплавился от высокой температуры. Человеческая щека выгорела до черной корки. Зрелище было ужасное до тошноты! Поскорее отвернувшись, Иван побежал к открытому люку. Следовало позаботиться о спящих юнармейцах и военруке. Они ведь ничего не подозревали!

Он успел. Кашляя и испуская стоны, ребята ползали в темноте, не понимая, что произошло. У Ивана перехватило дыхание. Сейчас! Сдвинув засов и распахнув входную дверь, он принялся по одному вытаскивать мальчишек на свежий воздух. Очухался военрук Сергеич – и поспешил, кашляя, ему на подмогу. Круглая луна безразлично наблюдала за происходящим.

Сильнее других пострадал Толик Меликян. Ему пришлось делать искусственное дыхание. Так уж вышло, что ночью он спал в самой опасной зоне у печи, где и надышался угарным газом чуть не до смерти. Всех ребят изрядно тошнило. Юнармейцы ползали под луной, мучаясь от рвоты и стремясь надышаться.

– Дышим! Дышим! – командовал военрук.

А еще ребятня хотела пить.

С плачем и стонами самые маленькие просили воды. Пить, пить, пить! Схватив кадушку, Иван ринулся к пруду. Ночная вода была мертвенно-голубоватого цвета. В ней отражалась луна.

С кадушкой воды Иван побежал обратно, спасать отравленных неизвестным газом ребят.

Прямо из кадки подросток лил юнармейцам воду на лица, приговаривая: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Явственно помнилось: так в детстве учила его баба Люся, у которой он гостил летом в деревне.

В лесу ухал филин, где-то кричала выпь, кто-то большой и черный с треском пробирался среди ночных деревьев, приближаясь к монастырским воротам. Языческий страх обуял Ивана.

Но вдруг фашистский вражина ожил? Кто его знает? Ожил – и по подземному ходу выбрался в лес? А потом предпримет атаку?

Где пистолет? Иван похлопал себя по боку. Но карман для сигнального пистолета был пуст. Ванька поискал глазами Сергеича. Военрук отпаивал из фляги Меликяна.

– Сергеич! – взмолился Иван. – У меня пистолет пропал, а этот гад может объявиться в любой момент!

– Отставить панику, боец Савушкин! Подобрал я твой пистолет, пока ты за водой бегал.

Капитан подал ему СПШ-44. Иван поспешил зарядить пистолет новым патроном.

Треск сучьев в лесу приближался. По-видимому, гигант-фашист подобрался уже близко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное