Читаем Кризис среднего возраста полностью

Я рыдала всю ночь. Я выплакала море слёз, а утром не могла поднять потяжелевшую мокрую подушку.

Я не хотела больше жить. Каждая клеточка моего тела требовала привычной ласки. Уши желали слышать его голос. Кожа хотела ощущать прикосновение его рук. Губы жаждали его губ. Миновал год любви, но мне хотелось его всё так же, как в первый раз. Ненасытно и без конца.

Не знаю, как я не сошла с ума и не покончила с собой. Нет, знаю! Однажды, когда я, словно бездушный автомат, поехала на работу в больницу, где попеременно выполняла роль то врача-гинеколога, то акушерки, мне сказали, что он (мой «он»!) живет рядом. У него большая любовь с чиновницей из городской администрации. Вот тут-то я и очухалась.

Эта новость вернула меня к жизни. Каким-то животным чутьем самки, потерявшей самца в схватке с более сильной соперницей я поняла: надо немного подождать. Больница здесь одна. А постельные истории часто оканчиваются в абортарии.

Изменник! Предатель! Как только я не называла того, кого недавно боготворила!

За что? За что мне такие муки?

Банально, но это верно: от любви до ненависти – всего один шаг. И я этот шаг сделала!

Час расплаты настанет. Я верила в это. Этой-то верой и держалась. Верой и страшным ожиданием. Так у меня в жизни возникла новая цель.

Я даже купила себе шикарное платье, потратив на него половину месячной зарплаты. Сделала новую прическу и маникюр.

И вот звездный час пробил! Между прочим, я была отличницей в мединституте. Да и практика у меня постоянная. Я прекрасно знаю, как профессионально «вычистить» женщину – сделать ее навсегда бесплодной, но не оставить ни следа вмешательства.

Набор инструментов в абортарии порадовал бы глаз любой мстительницы.

Вот они, маточные кюретки всех размеров, острые петли из металлической полосы. Их более острая сторона предназначена для разрезания ребенка на части, другая же сторона позволяет выскоблить матку для отслоения плаценты.

Вот они, эмбриональные ножницы, щипцы с цепной пилкой, декапитаторы, перфораторы всех видов, крюки для распиливания, дробления и разрушения черепа и позвоночника ребенка, находящегося в чреве женщины, для более легкого его захвата и извлечения.

Когда-то, на заре юности, жуткие, прямо-таки нечеловечески жестокие иллюстрации из учебника по акушерству не давали мне спать. Был момент, когда я пожалела о выборе профессии. Но однажды сознание переменилось: видимо, выработалась привычка к восприятию того, что прежде казалось мерзостями. Так привыкают к своей работе врачи, следователи, военные. Словом, острота восприятия притупилась. Что-то мягкое, какая-то буферная зона образовалась между учебниками с больницей и сознанием. Разум отвергал чувственно-смысловое переживание происходящего: оно было, но будто бы его не было. А ведь даже фашисты, загонявшие иголки под ногти партизанам, зажимавшие кисти рук в дверях, выглядели просто подростками с неразвитой фантазией по сравнению с «джентльменским набором», предназначенным для насильственного извлечения плода из чрева женщины. Набор, воплотивший в себе изощренную техническую мысль, направленную на устранение ошибок, допущенных женщинами во время сладостных любовных игр и забывших о вероятной расплате!..

Пора. Я вынула маточный расширитель из тела соперницы. Затем достала гинекологическое зеркало, позволяющее сделать окончательный вывод о состоянии плода. Ну что ж, не так всё плохо у дамочки. Правда, для аборта восемнадцать недель – это крайний срок.

Что же между ними такое произошло? Почему женщина решила избавиться от плода?

Мне рассказали, что он возил ее в Москву. Познакомил со своей мамой. Купил ей австрийские сапоги с леопардовой отделкой, югославскую дубленку. Наконец, подарил золотое кольцо с бриллиантом.

Может быть, у них ничего плохого не произошло. Они просто решили, что рано им заводить ребеночка.

В это я поверить не могла.

– Нет, дорогуша, – шептали мои губы, – врешь, что-то ты не договариваешь, сказки сочиняешь для своих подружек, женушек партийного руководства! Значит, и тебя бросил, дурочку! Поматросил и бросил. Тоже мне нашелся, переходящий вымпел мужского пола победительнице сексуального соревнования за лучший оргазм! Зато подарков вон накупил не на одну зарплату!

Москвичи, думала я, они такие! Зачем ему девушка из провинции? Заработал длинный рубль в Сибири-матушке – и домой, в белокаменную. Там этих красоток полно. Небось, жалеет уже, что так потратился на девушку.

А может, все-таки любовь?

На ум снова идут стихи.

Любовь ли это – или любованье,

Пера причуда – иль первопричина,

Томленье ли по ангельскому чину –

Иль чуточку притворства – по призванью…

Поэзия ли тому была причиной или нет, но после этих строчек злость к сопернице сошла на нет. Докурив сигарету, я достала среднюю маточную кюретку и принялась за работу.

За работу!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное