Читаем Кризис среднего возраста полностью

Да, мой дорогой читатель, здесь уместно напомнить, что в отличие от эдгаровского ворона-джентельмена, полного достоинства и деликатности, мой ворон скорее походил на деревенского хулигана, который с вечера, приняв на грудь «литру первача», уже на следующее утро нагло требовал от соседа «поправить здоровье».Удары клювом чередовались с жутким клёкотом-карканьем, и эта настойчивость птицы ужасно выводила меня из себя. Затем я вспомнил, что вот уже третьи сутки не баловал представителей пернатых «остатками с барского стола». Может быть, из-за этого разгорелся весь этот сыр-бор? Дело в том что, по недавно заведённому в нашей семье порядку, остатки еды не выбрасывались в ведро для пищевых отходов, а складывались в целлофановый пакет. Вечером их выносили в дальний угол сада на компостную кучу, где каждое утро ими пировали местные сороки и вороньё.

Моя жена и дети на две недели сменили деревенский быт на «турецкий рай». Оставшись один, я естественно нарушил этот недавно заведённый порядок.

На кухне, собрав в алюминиевую миску краюшки чёрного хлеба и прочую заветренную снедь, и чувствуя себя «данайцем, дары приносящим», я двинулся на веранду, на встречу судьбе. Почуяв опасность, ворон отлетел на несколько метров от окна и устроился на деревянном ограждении открытой террасы. Водрузив миску на подоконник, я вернулся в свою спальню и, спрятавшись за занавеской, стал ждать. Всё было чинно и благородно! Мой ворон, постоянно оглядываясь, принялся трапезничать, выбирая лучшие куски. Не дожидаясь окончания птичьего пиршества, я решил проверить, не пора ли закрыть заслонки обеих печек, на кухне и в гостиной, затопленных больше часа назад. Разбив остатки догорающих углей кочергой и убедившись, что синие огонёчки угарного газа не совершают своё смертельное танго в жерлах обеих печей, я уверенно перекрыл дымоходы «голландок». Вернувшись в спальню, я чуть приоткрыл занавеску. Моего ворона-хулигана уже не было на месте, а в миске что-то блестело. Окно не позволило разглядеть, что именно в ней находилось, и я заинтригованный вышел на веранду.

В миске лежало старинное бронзовое кольцо необычной формы. Взяв его в руку, я ощутил некую вибрацию внутри кольца. Интересно, интересно, что принёс мне птичий вестник? Это был полый бронзовый цилиндр, состоящий из трёх колец, причём среднее кольцо было толще и выступало над остальными. На верхнем по часовой стрелке были нанесены латинские буквы и римские цифры от единицы до тысячи, а на нижнем всё тоже самое в обратном порядке. Среднее же кольцо по периметру было украшено двенадцатью крохотными кристаллами в оправе, причём один из них был значительно крупнее остальных. Я стал думать, какая же тайна заключена в этом вороньем подарке? Мой мозг лихорадочно заработал, перебирая в уме различные варианты. Меня вдруг охватил мистический ужас, неужели у меня в руках ни больше, ни меньше, а пресловутая машина времени? А что, если любой поворот нижнего или верхнего цилиндра сможет перенести меня сквозь века? Смогу ли я вернуться из этого путешествия обратно?! Меня бил озноб, и по телу проходила мелкая дрожь. Тут кольцо-цилиндр неожиданно выпало у меня из рук и, покатившись по щелистому деревянному полу веранды, провалилось внутрь. Однако голубоватое свечение из-под пола указало на его местонахождение.

Не раздумывая, я вскрыл ближайшую половицу топором и, с трудом дотянувшись до волшебного кольца, с некоторым чувством страха, зажал его в кулаке. Синее свечение усилилось, и рука моя стала вибрировать вместе с волшебным цилиндром. Голова шла кругом. Неужели я единственный в мире обладатель волшебного кольца, способного перенести меня в любую эпоху, или это только плод моего воображения и не более? Может быть, стоит попробовать повернуть на одно деление среднее кольцо с кристаллами и оказаться в прошлом или позапрошлом столетии? А если повернуть по часовой стрелке и оказаться в ХХII веке? Мой мозг плавился уже от одного только предвкушения неожиданно возникших возможностей. Стук в дверь прервал мои фантазии. Сосед, Александр Александрович, по-простому Сан Саныч, учитель истории в сельской школе, пришёл позвать меня на рыбалку…

– Анатолич, я с вечера прикормку разбросал, сейчас с восходом солнца самый клёв начнётся.

– Саныч, ты солнце давно видел на улице?! Хмурь осенняя и дождик моросит.

– Ты подожди, не кипятись, южный ветерок подул, через час – полтора, погода точно наладится. Взгляд его упал на кольцо-цилиндр, которое я держал в руках.

– Я смотрю, ты старинным украшением разжился?! А взглянуть-то поближе на него можно?! Подавая Санычу кольцо,

я вкратце изложил историю его появления у меня. Достав из внутреннего кармана телогрейки очечник, он неторопливо стал разглядывать странную находку. Затем подошёл к печке декорированной керамической плиткой и несколько раз чиркнул кольцом по ней. Увидев царапины на керамической поверхности, он присвистнул:

– Ты хоть понял, что у тебя среднее кольцо в алмазах?

– Так уж и в алмазах? Откуда такая уверенность, Саныч?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное